счастлив. Свои последние годы Семен Романович провел в доме дочери, в Уилтон-хаусе, здесь же находится и его могила. Так его жизнь оказалась зарифмована двумя мостами, а линия судьбы причудливо протянулась от Царского Села до Уилтон-хауса, от одного мраморного моста к другому, в окрестностях первого состоялась его свадьба, а поблизости от второго он нашел вечное упокоение.

Но как же так получилось, что в разных странах появились два моста-близнеца? Виной всему «мода на Палладио», которая охватила в XVIII веке многие европейские страны, особенно севернее Альп. А главные очаги палладианства разгорались в те годы в России и в Англии, поэтому немудрено, что возникали такие казусы, как сходные мраморные мосты в «палладиевом вкусе».

Первым из них – Уилтонский мост – был возведен в 1736 году архитектором Роджером Моррисом, инициатором постройки и полноправным соавтором был сам хозяин поместья – тогдашний граф Пемброк, Генрих Герберт, большой поклонник палладианских форм. Источником вдохновения для графа послужил один из неосуществленных проектов Андреа Палладио, представленный им на конкурс, объявленный властями Венеции на постройку нового моста Риальто в середине XVI века. Его можно увидеть на блистательном и вполне реалистичном пейзаже Каналетто 1742 года, правда, эта картина – лишь мечтательная шутка венецианского живописца. Ведь замысел Палладио не был воплощен в жизнь, его посчитали слишком громоздким и более уместным в Риме, нежели в Венеции. Победил проект Антонио да Понте, по которому мост и построили в 1591 году, это тот самый мост, который в наши дни известен всему миру как один из главных символов королевы Адриатики.

Правда, граф Пемброк, как деревенский житель и человек совсем другой эпохи, довольно далеко отошел от оригинала, сделал из палладианского монументального моста-храма легкий парковый мост-павильон, или мост-галерею, убрал мощные портики, заменил их изящной ионической колоннадой, окруженной воздухом и светом. Все-таки в эпоху Просвещения больше ценилась простота и изящество, нежели строгость и величие позднего Ренессанса. Новая парковая диковина тут же стала объектом изображения художников-пейзажистов и прославилась на всю страну. Кстати говоря, «переосмысленный» Палладио так понравился современникам и соотечественникам Генри Герберта, что вскоре еще два очень похожих моста появляются в знаковых для Англии парках: в 1738 году Гиббс построилс палладиев мост в Стоу, а в 1755 году в знаменитом курортном городе Бат, в парке «Прайор», подобное сооружение возвел архитектор Джон Вуд-старший. Говорят, что палладиевы мосты стали возникать в поместьях английского джентри как символ либерализма (владельцы Уинтона и Стоу были лидерами партии вигов), таких мостов было немало, но все они были из дерева, а потому до нашего времени не сохранились.

Русский мраморный мост в палладианском духе сооружен был чуть позже, после того как Василий Неелов совершил большое турне по английским поместьям в целях знакомства с ландшафтной архитектурой нового классического стиля. Особое внимание по рекомендации государыни он уделил парку «Стоу», поскольку его владелец лорд Темпл подарил путеводитель по парку через приближенных императрице Екатерине, зная о ее любви к античности и классической архитектуре, а также о том, что в ее любимой резиденции Царское Село идет масштабное строительство. Вернувшись из путешествия, царскосельский архитектор решил начать с моста и приступил к проекту, его надо было адаптировать к конкретному ландшафту. К тому же в русском варианте используются уникальные розовые граниты и удивительно сложных оттенков серо-желтый мрамор, привезенные с Урала и из Сибири, поэтому иногда мост в Царском Селе называют Сибирской галереей. Мраморный мост стал первым палладианским объектом в Екатерининском парке, затем эти мотивы зазвучали в более поздних творениях Кваренги и Камерона, что обусловило внутреннее стилевое единство и гармонию всему архитектурному ансамблю Царского Села.

Екатерининский парк – это яркий образ эпохи Просвещения с ее «заточенностью» на античность в широком смысле, как на колыбель всей европейской цивилизации. Только в это время могла процветать космополитичная «палладианская» архитектура, которая благодаря нашим двум мостам стала емкой аллегорией жизни такого же панъевропейца, человека мира, графа Семена Романовича Воронцова. Два моста как прообраз двойственности жизни графа, дуализм в его судьбе был заложен от рождения, он был сыном русского канцлера и купеческой дочери Марфы Сурминой, затем, будучи признанным англоманом, всю жизнь провел в служении России и воспитал сына-героя, крупнейшего государственного деятеля своего времени. Такие фигуры, как впрочем, как и шедевры архитектуры, возникали лишь в причудливом «осьмнадцатом» столетии. Чуть позже по всей Европе воцарятся новые идеи, они пробудят интерес ко всему национальному и средневековому. И спустя полвека сын Василия Неелова будет строить в том же Царском Селе затейливые строения в духе русского Средневековья. А потомки Семена Романовича – его правнучка Елизавета Андреевна и ее супруг Илларион Иванович Воронцов-Дашков, станут лидерами «русской партии патриотов» при дворе Александра Третьего и будут осуждать либералов-западников за панъевропеизм. Какие времена – такие и нравы…

Глава 25

Как архитекторы сто лет стул изобретали. История об архитекторах– дизайнерах

Йозеф Хоффман.

Особняк Стокле в Брюсселе

Такой предмет, как стул, живет рядом с человеком несколько тысячелетий, за прошедшие эпохи он претерпел целый ряд изменений, чаще всего они были связаны с теми материалами, из которых его изготавливали. Несколько сотен лет назад наши предки остановились на простом ординарном деревянном стуле, он и стал базовой моделью. Дальнейшие его метаморфозы были связаны с добавлением новых декоративных деталей, соответствующих модным стилевым тенденциям. Основная же форма стула не менялась, ведь стул – это простой, максимально функциональный предмет нашего домашнего обихода, если он неудобен или непрактичен, этого не скрыть за красивой обивкой или гнутыми ножками.

Так продолжалось до начала XX века, когда, собственно, появляется само понятие дизайн, художественное проектирование, в том числе мебели, которая рассчитана на более широкого пользователя, а не только на дворцовые интерьеры элиты. Значительные социальные сдвиги в обществе привели к изменению самого подхода к изготовлению самых привычных предметов. Теперь этим стали заниматься целые производства, используя новые материалы и технологии. И даже стул теперь нуждался в обновлении, его стали изобретать заново.

Стул Макинтоша в интерьере Дома на холме.

Глазго. 1903

Как выяснилось, чем проще предмет, тем сложнее придумать ему новую оригинальную форму при сохранении главной функции. Поэтому именно проектирование стула и его модификации –