Шрифт:
Закладка:
Советский Союз имел уже почти двадцатилетний опыт монументальной пропаганды, а потому подошел к возведению выставочного павильона более продуманно. Подготовка к участию в парижской выставке началась еще в мае 1935 года, когда были проведены конкурсы на архитектурное решение павильона. В программе конкурса отмечалось, что «…павильон Союза ССР должен сам служить как бы экспонатом выставки, демонстрирующим расцвет социалистической культуры, искусства, техники, творчества масс благодаря социалистической системе. Архитектура павильона должна в жизнерадостных и ясных формах выразить творчество этой системы, несущей с собой небывалый подъем массовой культуры и раскрепощение всех творческих способностей человека».
Победил в конкурсе проект Бориса Иофана, сочетающий монументальную лаконичность ар-деко с динамикой и геометрией конструктивизма и с блеском воплотивший идеи раскрепощения и подъема. В летящем силуэте павильона читается еще не совсем угасшее дыхание авангарда, в Париже Иофан мог позволить себе быть более раскованным и современным, все-таки это был временный павильон, «экспортный вариант» советской архитектуры. Многие специалисты считают этот проект одним из лучших творений мастера. Вдохновленный предстоящим конкурсом, ведь за павильоны тоже вручали награды, зодчий уже в начальных эскизах изобразил венчающую здание экспрессивную скульптурную группу. Именно Иофан заразил своей увлеченностью скульптора Веру Мухину, которая создала для советской экспозиции прославленную композицию «Рабочий и колхозница». Это было наилучшее решение, в результате возник на редкость гармоничный и выразительный ансамбль, получивший Гран-при Парижской выставки.
Безусловный триумф советской команды, возводившей павильон, вызвал глухое раздражение у немецких визави, лидер которых Альберт Шпеер, главный архитектор Гитлера, еще только начинал свою оглушительную карьеру и не обладал таким опытом, а потому решил сначала узнать о замыслах конкурентов, а затем уже «сыграть на опережение». С помощью организаторов выставки он тайно «ознакомился» с макетом советской делегации и значительно увеличил высоту своего павильона. Сам Шпеер вспоминал об этом: «С высокого цоколя прямо на немецкий павильон триумфально надвигалась десятиметровая скульптурная группа. Я быстро сделал новый набросок нашего павильона в виде массивнейшего куба, расчлененного на тяжелые прямоугольные колонны, о которые, казалось, должен был разбиться вражеский порыв, а с карниза моей башни на русскую пару сверху вниз взирал орел со свастикой в когтях». А вот как эти события описывала Вера Игнатьевна Мухина: «Немцы долго выжидали, желая узнать высоту нашего павильона вместе со скульптурной группой. Когда они это установили, тогда над своим павильоном соорудили башню на десять метров выше нашей. Наверху посадили орла. Но для такой высоты орел был мал и выглядел довольно жалко».
Панорама Всемирной выставки в Париже. 1937
Одним из первых посетил выставку известный художник и критик Александр Бенуа, который был заворожен открывшейся панорамой: «По бокам от моста Сены возвышались павильоны Германии и Советского Союза с их символическими кумирами – с презрительно отворачивающимся орлом и с неистово наступающими на него пролетарскими гигантами. Эта советская скульптура – поистине один из гвоздей выставки». Французская пресса отзывалась о «Рабочем и колхознице» также с восхищением: «Эта гигантская статуя павильона Советов, в которой молодость прорывается в великолепной радостной легкости, как большая надежда, шагающая к небу». Вход в немецкий павильон был также украшен скульптурными группами Йозефа Торака «Семья» и «Товарищество» в неоклассическом духе, которые своей архаичной статикой только подчеркивали контраст двух соперничающих экспонентов. «Стоящие рядом друг с другом полные сил могучие фигуры, идущие нога в ногу, объединенные общей направленностью воли, устремленные вперед, уверенные в себе и уверенные в победе…» – отзывы журналистов о немецких атлетах.
Альберт Шпеер
Павильон Германии на выставке в Париже 1937
Главная интрига выставки вполне удалась. Противостояние двух идеологий, выраженное пластическими средствами, стало символом целой эпохи – конца 1930-х годов, когда мир стремительно шел навстречу катастрофе. Советский задор и немецкая незыблемость, энергичная динамика порыва и мощная настойчивость статики, стремление в будущее и опора на традиции – павильоны СССР и Германии ярко продемонстрировали свои эстетические принципы и идейные установки. Но при всей несхожести результатов отчетливо читалось нечто общее в самих подходах немецких и советских идеологов, а также архитекторов, воплощающих идеи в конкретные образы. Для обеих сторон было важно использовать выставку и сами павильоны как возможность транслировать свои государственные идеи многомиллионной аудитории разных стран.
Борис Иофан
Советский павильон на выставке в Париже 1937
Любопытно, что определенная общность наблюдается и в творческих судьбах самих зодчих – Бориса Иофана и Альберта Шпеера, особенно, если рассматривать первую, самую успешную, половину их карьеры. Оба зодчих были поклонниками скорее классической ордерной архитектуры, они никогда страстно не увлекались авангардом – главным трендом первых десятилетий XX века в искусстве и архитектуре. Именно поэтому они в свое время и вышли на первые роли в своих странах, ведь крепнувшие государства с имперскими амбициями отдавали предпочтение устойчивым формам и классическим пропорциям. Оба архитектора стали авторами громких проектов, воплощенных в жизнь и ставших флагманами национального зодчества. В Москве Иофан построил знаменитый Дом на набережной, в Берлине Шпеер возвел новое здание Рейхсканцелярии, оба сооружения стали программными для того времени. В каждом из них автор следовал своим представлениям об официальной архитектуре, Иофан соединял новаторство конструктивизма с классикой, Шпеер настаивал на римских лаконичных линиях и мощных объемах.
Но главное, что стало общим местом в жизни и Шпеера, и Иофана, – это грандиозный проект-мечта, который в силу исторических обстоятельств так и остался лишь амбициозным замыслом. Речь идет о двух самых масштабных зданиях своего времени. Первым из них был московский Дворец Советов Бориса Иофана, строительство которого началось в 1931 году, здание высотой более 400 метров со стометровой статуей Ленина над башней. В Берлине планы по возведению колоссального сооружения созрели через пять лет, детище Шпеера тоже должно было поражать воображение современников размерами, в обновленном плане столицы мощной архитектурной доминантой должен был стать Зал конгрессов высотой 320 метров. Когда Гитлер узнал о том, что Дворец Советов возвысится на 416 метров, он в тревоге вызвал Шпеера, но придворный зодчий успокоил диктатора тем, что у его дворца будет самый большой купол в мире диаметром 315 метров, а вместимость зала должна была составить более 100 тысяч человек.
В течение нескольких лет Берлин и Москва с