Шрифт:
Закладка:
Эти стороны творчества любимого поэта Ломоносова не были востребованы его русским учеником (как и многие другие). Но полвека спустя это неожиданное сочетание высокого и низкого, космического и бытового, юмора и пафоса дало всходы в одах Державина.
Вооруженный чтением немцев, Ломоносов обратился к французской поэзии. Французская система стихосложения его разочаровала. В “Письме о российском стихотворстве” он оценивает ее сурово: “Французы, которые во всем натурально хотят поступать, однако почти всегда противно своему намерению чинят, нам в том, что о сочетании стоп надлежит, примером быть не могут; понедже, надеясь на свою фантазию, а не на правила, толь криво и косо в своих стихах слова склеивают, что ни прозой, ни стихами назвать нельзя”. И тем не менее именно на примере перевода с французского Ломоносов решается осуществить свое “геркулесово доказательство”, введя в русскую поэзию чередование мужских и женских рифм. Это была “Ода к уединению” Фенелона.
Франсуа де Салиньяк де ла Мот Фенелон (1651–1715), герцог-архиепископ Камбре, первым перевел на французский (прозой) “Одиссею”, писал стихи, повести, трактаты о воспитании, но прославился романом “Приключения Телемака”. Сюжет этого романа лег впоследствии в основу “Телемахиды” – эпоса, который писал в последние годы жизни Тредиаковский и который стал предметом бесконечных (и во многом несправедливых) насмешек.
Стихи Фенелона в переложении Ломоносова звучат так:
Горы, толь что дерзновенноВзносите верьхи к звездам,Льдом покрыты беспременно,Нерушим свод небесам:Вашими под сединамиРву цветы над облаками,Чем пестрит вас взор весны;Тучи подо мной гремящиСлышу и дожди шумящи,Как ручьев падучих тьмы.Вы горам фракийским равны,Клал одну что на другуИсполин, отвагой славный,Чтоб взойти небес к верьху.Зрю на вас, поля широки,Где с уступами высокиГоры, выше облаков,Гордые главы вздымают,Бурей ярость посрамляютВсех бунтующих ветров.Еще немного неловко в языковом отношении, но какой легкий стих, какая непринужденная интонация! Автор “Нового и краткого способа…”, считавший чисто хореические стихи “лучшими”, писать их еще не умел: французское стихосложение, в котором он упражнялся, не могло дать ему такого навыка. Ломоносов, который с высокой вероятностью пробовал писать стихи по-немецки, именно таким образом мог на практике освоить правильные силлабо-тонические размеры.
Переводчик Фенелона хорошо понимал, что в Петербургской академии оценить его работу могут лишь Тредиаковский и Адодуров. На их отзывы он, вероятно, и рассчитывал. Не получив их, он уже во Фрейберге, в сентябре 1739 года, принялся за новый, воистину “гераклов” подвиг.
4Из памяти изгрызли годы,За что и кто в Хотине пал,Но первый звук Хотинской одыНам первым криком жизни стал.В тот день на холмы снеговыеКамена русская взошла,И дивный голос свой впервыеДалеким сестрам подала…Владислав Ходасевич написал эти строки в 1938 году, через двести лет без одного года после описываемых нами событий.
Кто же и за что пал в 1739 году в Хотине?
Османская империя с момента своего возникновения обречена была на геополитическое соперничество с Московским царством, а затем с Российской империей. В XVII веке предметом спора трех соперников – Москвы, Варшавы и Стамбула – стала Украина. Правобережные и левобережные гетманы склонялись то к одному, то к другому покровителю, польские короли заключали кратковременные союзы с царем против султана и с султаном против царя. Еще одним участником конфликта было Крымское ханство, последний осколок Золотой Орды, состоявший под османским покровительством.
В конце XVII века экспансия турок в Европу была остановлена. В 1683-м Ян Собеский разбил их под Веной, в 1696-м Петр взял Азов, а год спустя Евгений Савойский совершил блистательную победу над султанским войском на реке Зенте. Принц Евгений и дальше успешно воевал с Портой, дав Гюнтеру повод для его славной оды, но у Петра дело складывалось хуже: Прутский поход, как мы помним, закончился неудачей, и Азов пришлось вернуть. Но от надежд на реванш ни Петр, ни его преемники не отказывались.
В 1735 году представился повод для новой войны. Турция собиралась начать войну с Персией – руками своих вассалов, крымских татар. Семидесятитысячный татарский корпус должен был пройти через русскую территорию. Россия, связанная в тот момент с Персией негласным договором, пропустить татар отказалась. Против крымцев (война Турции официально не объявлялась) двинулась 44-тысячная армия Миниха, спешно переброшенная из Польши (Гданьск уже пал). Предполагалось, воспользовавшись отсутствием большей части крымского войска в стране, нанести удар по Бахчисараю и осадить Азов.
Сначала дело пошло неудачно. Русский экспедиционный корпус (как это уже не раз бывало прежде) не выдержал похода по безводной степи и вынужден был повернуть назад. Но Миних не сдавался. Он готовился к новым битвам: развернул строительство галерного флота; позаботился о лучшем снабжении солдат в походе провиантом; согнав для каторжного труда тысячи крестьян – так же решительно и беспощадно, как прежде на постройке Петропавловской крепости и рытье Ладожского канала, – отремонтировал и укрепил Украинскую оборонительную линию, между Северным Донцом и устьем Орели. Планы у полководца были великие: в 1736 году предполагалось взять Азов, в 1737-м – занять Крым, в 1739-м – водрузить “знамена и штандарты Ея Величества” в Константинополе. Так, из уст бывшего солдата-наемника, до тридцати четырех лет менявшего страны как перчатки, чтобы стать в конце концов фанатиком и верным слугой российского имперского проекта, впервые прозвучала “боспорская мечта”, полвека спустя, при Екатерине и Потемкине, ставшая чуть ли не главным двигателем внешней, да отчасти и внутренней политики.
Эта мечта осталась навсегда неосуществленной, но пока что и до “покорения Крыма” было далековато. Правда, Азов взяли – и это несмотря на то, что численность его гарнизона оказалась втрое больше, чем предполагал Миних. Но “правильная”, по всем рекомендациям военно-инженерной науки той поры, осада сделала свое дело. В Петербурге ликовали, а русский посол в Стамбуле А. А. Вешняков, успокаивая турок (дескать, Россия хочет лишь “наказать крымцев за набеги”), тем временем призывал свое правительство к решительным действиям: “Страх перед турками держится на одном предании, ибо теперь турки совершенно другие, чем были прежде: сколько прежде они были воодушевлены духом славы и свирепства, столько теперь малодушны и боязливы… Татары, зная все это, теперь, как здесь говорят, в верности Порте начинают колебаться. Насчет христианских подданных турки опасаются, что все восстанут, как только русские войска приблизятся к границам”.
И действительно, Миниха и посланного к нему в товарищи фельдмаршала Ласси ожидал новый успех. 20 мая 1736 года русские успешно штурмовали Перекоп и уже через месяц овладели столицей Крыма – Бахчисараем. Но армия была истощена, измучена голодом и жаждой, и к тому же ее косили эпидемии: в бою потеряли 1800 человек, от болезней – 30 тысяч. После всех побед из Крыма пришлось отступить.
В следующем году Миних задумал новый поход – к Очакову и в Бессарабию. При подготовке к этому походу он уделил особое внимание медицинскому обслуживанию солдат, но счет умерших от “мора” по-прежнему шел на тысячи. Очаков, знаменитую приднестровскую турецкую крепость, взяли (на сей раз почти случайно: фельдмаршал готов был уже оплакивать поражение и чуть ли не пустить себе пулю в лоб, когда в крепости начался пожар и гарнизону пришлось капитулировать), подошедшей турецкой флотилии отбить его не удалось, но для дальнейшего похода у русских сил не осталось. Надежды на австрийских союзников тоже не оправдались: они потерпели поражение в Боснии. Принца Евгения больше не было в живых…
В июле 1737 года начались мирные переговоры – в подольском городе с неудачным для этого случая названием Немиров. В самом деле, договориться не получалось. Россия послала делегацию с участием самого Шафирова, который некогда так блестяще спас положение в дни Прутского похода. Увы, знаменитый дипломат был уже стар, а его товарищи – Волынский и Неплюев – оказались неважными переговорщиками. Россия требовала весь Крым и Молдавию с Валахией, Австрия – Боснию и Сербию, турки не соглашались вообще ни на какие уступки.
Между тем положение катастрофически менялось не в лучшую для России и ее союзников сторону. Поход в Молдавию, который все же начала армия Миниха, не заладился. Несмотря на все запреты фельдмаршала, офицеры из знатных семей брали с собой по 10–15 возов обоза, и в результате армия двигалась позорно медленно. Тем временем Крым, где на престоле за время войны сменилось уже три хана, снова набрал войско и восстановил перекопские укрепления.
В марте 1739 года тетраумвират, отвечавший перед Анной и Бироном за текущее положение дел
