для тебя лишь игрушка, просто мальчишка для утех, – сказал он наконец.

– Ничего подобного, – воспротивился Редль. – Я отношусь к тебе очень серьезно…

Неожиданно в дверь кабинета постучали.

– Войдите, – рассеянно сказал майор, не отрывая взгляда от плана.

Дверь открылась, и на пороге возник высокий черноволосый господин в синем костюме-тройке и с тростью в руке. Внешность вошедший имел весьма неординарную: нос с горбинкой, усы подковой и небольшая округлая бородка. Но наиболее любопытными казались глаза: ближе к зрачку карие, дальше – зеленые. Лицо его было незнакомо Редлю, во всяком случае, раньше в Эвиденцбюро он этого человека не встречал.

– Добрый день, господин майор, – сказал гость, после чего решительно прошел к столу Редля и уселся напротив него.

Такая бесцеремонность несколько удивила Редля.

– С кем имею удовольствие? – спросил он с легким недоумением.

– Я непременно отвечу на ваш вопрос, и сделаю это сразу после того, как вы отключите фонограф, который записывает разговоры, ведущиеся в этом кабинете…

Редль нахмурился. О том, что его кабинет снабжен записывающим устройством, знал крайне узкий круг лиц. Этот узкий круг лиц также знал, что каждый посетитель кабинета, не работавший в Эвиденцбюро, при входе в кабинет фотографируется в профиль и анфас благодаря двум висящим на стенах картинам, соединенным с фотокамерами. Кроме того, каждый посетитель, сам того не зная, оставлял отпечатки пальцев на сигарном ящике или коробке конфет, которые хозяин кабинета любезно предлагал гостю или гостье. Если вдруг посетитель не курил или дама, блюдя фигуру, отказывалась взять конфеты, майор, извинившись, выходил из кабинета по неотложному делу на пару минут. Посетителю, однако, видно было лежавшее на краю стола дело с надписью «совершенно секретно». В деле, впрочем, не было ничего секретного, это просто была очередная приманка для чрезмерно любопытных гостей. И, если посетитель не справлялся со своим любопытством и украдкой пододвигал к себе дело, отпечатки его оставались на обработанной специальным составом бумаге.

Кроме всего прочего, висел на стене и небольшой ящик, очень похожий на домашнюю аптечку. Ящик этот не вызывал ни у кого никаких подозрений: как известно, иметь в кабинете аптечки никому не возбраняется. Однако же внутри этого ящика помещалась слуховая трубка, которая вела к фонографу, и этот удивительный аппарат до мельчайших деталей запечатлевал все разговоры в кабинете.

Несколько секунд майор с величайшим подозрением разглядывал наглого посетителя. Если он знает про фонограф, что он может знать еще? Во всяком случае, никак не следовало идти у него на поводу…

– Мне кажется, вы не служите в Эвиденцбюро, – проговорил майор. – Кроме того, я вас к себе не приглашал. А раз так, позвольте узнать что вы здесь делаете и как вы вообще тут оказались?

– При нынешнем развитии печатного дела в Европе можно устроить себе любую бумагу, – отвечал загадочный гость. – Например, что вы являетесь папой Римским и по совместительству Далай-ламой. А уж о такой мелочи, как документы офицера генерального штаба и говорить нечего…

Майор поморщился.

– Ну, поскольку вы ни то, ни другое, ни третье, не будете ли вы так любезны назвать свое настоящее имя?

– Вы забыли выключить фонограф, – напомнил посетитель.

Майор пожал плечами. Похоже, незваный гость играет в какие-то странные игры. Что ж, в таком случае он вынужден будет взывать охрану, и разговор у них пойдет уже в совершенно другом тоне.

– Минутку, – сказал пришелец.

Несколько секунд он разглядывал Редля, потом внезапно улыбнулся.

– О чем ты думаешь? – проговорил он голосом, очень похожим на голос майора и тут же продолжил голосом более высоким, с явным китайским акцентом:

– Я думаю о том, что я для тебя лишь игрушка, просто мальчишка для утех.

– Ничего подобного… – снова заговорил гость голосом Редля. – Я отношусь к тебе очень серьезно.

– Замолчите! – закричал майор, вскакивая со стула и в неистовстве дернул ручку, выключающую фонограф. Лицо его сделалось красным, губы дрожали. – Кто вы такой, что вам тут надо?

– С этого и следовало начинать, – отвечал собеседник. – Итак, я – русский дипломат. Фамилия моя, ну, скажем, Матушкин, зовут Василием Ивановичем. Вы следите за моей мыслью, господин майор?

– За чем тут следить? – прохрипел Редль, с которого быстро сходила краска и который сделался теперь совершенно бледным. – Вы просто назвали свое имя.

– Я назвал не только имя, но и род занятий, и свое подданство, – возразил Матушкин. – Сопоставив это с началом нашего разговора, вы вполне можете догадаться, зачем я пришел.

Редль без сил опустился обратно в кресло.

– Вы пытаетесь меня завербовать… – негромко проговорил он.

– Не пытаюсь – я уже вас завербовал. Именно поэтому я и просил вас выключить фонограф. Я полагаю, никому нет дела до ваших – и наших – маленьких тайн.

Все же майор неплохо владел собой, и естественный цвет быстро вернулся на его лицо. С минуту он молча глядел на Матушкина, потом, откашлявшись, проговорил:

– У вас нет доказательств, что я… что мы…

Он умолк. Матушкин улыбнулся.

– Понимаю, – сказал он. – Слова китайского актера Ляна Сижу не будут приняты во внимание вашим начальством. Однако у меня есть более весомые аргументы. Взгляните на это…

И он вытащил из кармана и выложил на стол белый конверт.

– Что это? – с подозрением спросил Редль.

– Взгляните, – отвечал Матушкин. – Не знаю, понравится ли вам это, но наверняка покажется весьма убедительным.

Неверной рукой, изо всех сил стараясь скрыть обуревающий его страх, майор взял конверт. Когда он открыл его, на стол посыпались фотокарточки. Майор взглянул на верхнюю и сделался белым. После секундного оцепенения он судорожно собрал фотокарточки вместе и накрыл их ладонью, как будто боялся, что они вдруг улетучатся.

– А еще говорят, что фотография – не искусство, – заметил Матушкин. – Кажется, они произвели на вас большое впечатление.

Рука майора, по-прежнему закрывавшая фотокарточки, обмякла и лежала теперь совершенно бессильно.

– Но как? – сказал он. – Ведь мы виделись только у меня в номере…

– Дело несложной шпионской техники, – отвечал Матушкин. – Не буду посвящать вас во все детали, чтобы не показаться скучным. А сейчас, с вашего позволения, поговорим о деле.

Когда спустя три часа Матушкин, а, точнее сказать, статский советник Нестор Васильевич Загорский покинул, наконец, кабинет Редля, тот был завербован окончательно и бесповоротно.

* * *

Стоит заметить, что вербовка Редля была одной из самых больших предвоенных удач русской разведки.

Встает, конечно, вопрос, почему майор так испугался, почему он не приказал арестовать русского разведчика? Вероятно, ответ на этот вопрос так и останется тайной между Редлем и Загорским. Наверное, майор мог не поддаваться шантажу, он мог выйти в отставку, сделавшись неинтересным для русской разведки, мог пытаться зарабатывать на жизнь