Шрифт:
Закладка:
Эди Банистер: шифровальщица, инженер разведки, высекающая странные истины из раскаленного добела металла науки, чтобы победить тьму, расползающуюся по европейским землям. Попутно она осваивает поэзию, историю, языки и искусство меткой стрельбы. Все это – в полуобнаженном виде и в окружении других раздетых девиц.
Множество прочитанных древнегреческих трагедий помогают ярко представить себе возможные последствия подобного взаимодействия.
Эди Банистер видит себя в гладкой латунной пластинке и пытается разглядеть там решимость. Сегодня она твердо вознамерилась узнать больше о своей работе. Ясно, что в организации Абеля Джасмина существуют так называемые уровни допуска к информации – то есть, каждый сотрудник знает о подразделении «Наука 2» ровно столько, сколько необходимо для выполнения своих функций в пределах сети. По этому поводу у Эди есть три соображения: 1) Абель Джасмин (и, вероятно, Аманда Бейнс) знает все, как и министр, управляющий их деятельностью, а также некоторое число его подчиненных, и если к списку посвященных добавится один младший сотрудник, вряд ли это серьезно подорвет безопасность государства; 2) хотя шансы исчезающе малы, все же нельзя полностью исключить, что «Наука 2» – вовсе не британская контора, а немецкая, и гражданский долг Эди – убедиться, что она не предает, сама того не сознавая, любимую родину; 3) наконец ей просто очень, очень хочется знать, что тут происходит. Если ее застукают – а застукав, не пристрелят на месте за попытку раскрытия коварного плана немецкой разведки, – в свое оправдание она приведет пункты 1 и 2, а о пункте 3 умолчит.
Так Эди Банистер, восемнадцати лет от роду и тонкая, как рельсы, по которым едет «Лавлейс», готовится к своей первой секретной операции.
В течение нескольких недель она внимательно изучала те части Парника 6, к которым имеет непосредственный доступ. Замыкают состав спальные вагоны: в последнем живут монахи, в предпоследнем – эдакой казарме, бронированной и всегда готовой к обороне, – спят военные, дальше женщины, затем идут душевые комнаты и общая столовая, рабочая зона, учебные кабинеты и, наконец, личные покои Абеля Джасмина с кабинетом, куда приносят расшифровки. Кабинет ютится рядом с машинным отсеком, тоже бронированным и готовым отражать любые поползновения врага. Во всем этом Эди – в своей новой ипостаси проходящей обучение искусствам стратегии и войны – видится неявный приоритетный порядок, тщательно продуманный тактический расчет. Она успела обнаружить систему автоматической расцепки вагонов, активировать которую можно только специальным ключом. Доступ к ней есть в нескольких местах, расположенных в разных частях главного коридора. Коридор этот петляет, обходя купе то с одной, то с другой стороны, что не только делает помещения более закрытыми и обособленными, но и исключает возможность их продольного обстрела. Словом, в конструкцию «Лавлейс», помимо странных тактильных молитв рескианцев, в первую очередь вложено огромное количество умственного труда.
Следовательно, здесь наверняка приняты все меры для защиты секретной информации от любопытных глаз. Впрочем, Эди почти уверена, что ни одна из систем безопасности поезда не убьет ее – по крайней мере, пока на это не даст добро сам Абель Джасмин.
Уверена процентов на семьдесят.
Эди устанавливает на место новую лампу и украдкой бросает взгляд на соседку – Клариссу Фоксгроув. У Клариссы нежная кожа и короткие волосы; работая рядом с ней, Эди чувствует исходящую от нее силу и то, как энергично и решительно та выполняет любые поставленные задачи. У Клариссы Фоксгроув хриплый голос, будто она все время простужена, и она курит дешевые папиросы, которые ей ежемесячно присылает (вместе с наказом служить Великобритании и Его Британскому Высочеству еще истовее) дядюшка-француз, участник патриотического движения «Свободная Франция».
Сосредоточься.
Внутренний коридор «Лавлейс» патрулируется и, скорее всего, непроходим. Его отметаем сразу. Однако через несколько минут смена закончится, прозвенит звонок, и тогда представится другая возможность. Коллеги Эди (включая Клариссу Фоксгроув) отправятся в душ.
Сосредоточься.
Худенькой девушке – сильной и плоской, как доска – вполне под силу подтянуться и вылезти на крышу, предварительно вооружившись отверткой и сняв решетку с одного из вентиляционных люков. Если в этот момент поезд не будет проходить сквозь туннель и не разовьет слишком высокую скорость, можно проползти по крыше к двигателю, скользнуть в люк для техобслуживания и через смежную дверь попасть в кабинет Абеля Джасмина.
Звонок. Пора.
– Я сейчас приду, только орбрачу кердлипринку, ладно? – говорит Эди коллегам, и никто не обращает на нее внимания.
В школе леди Грейвли она научилась нести тарабарщину – это весьма удобный способ соврать и не быть пойманной на лжи. Люди сами подставляют нужные слова. После того, как они соврут себе от твоего имени, у них обычно не возникает желания проверять, чем ты занимаешься.
Кларисса Фоксглоув нагибается и поднимает с пола упавший моток медной проволоки.
К счастью, она остается футах в двадцати от Эди, а дверь в тамбур и вентиляционный люк – впереди. Остальные девушки движутся в противоположном направлении.
Это хорошо, строго говорит себе Эди. Таков был план. Еще не хватало толкаться тут с Клариссой Фоксглоув!
Она вскрывает вентиляционный люк, и в тамбур врывается поток воздуха. В ушах что-то щелкает. Остальные пассажиры поезда не должны ничего заметить: Эди предусмотрительно закрыла за собой герметичную дверцу тамбура.
Этот отрезок пути – к выбору которого она подошла очень внимательно, – находится где-то в Кембриджшире. Гор, а значит, и тоннелей в этих местах нет, а извилистость дороги не позволяет поезду сильно разгоняться. Это угрюмый и пустынный болотный край, в топографическом плане мало чем отличающийся от Сибири, так что холод моментально пробирает Эди до костей. Она подумывала надеть с утра двойной слой нижнего белья, но в таком случае она вспотела бы гораздо сильнее – и, следовательно, сильнее бы замерзла. Еще она хотела принести сюда хотя бы свитер, однако побоялась, что его обнаружат. Путь предстоит относительно близкий: насмерть не замерзнет.
Она хватается обеими руками за края люка и подтягивается.
Первое ощущение: что из вагона впереди кто-то выплеснул на нее ведро ледяной воды. Воздух текучий, цепкий и морозный, очень влажный. Ей моментально отшибает нюх, а кожа будто приклеивается к костям. Она проваливается обратно, вниз.
Нет уж!
Эди подтягивается вновь, выскакивает наружу, в холодную пучину, и, поймав ветер, кубарем летит назад, к краю вагона. Чудом успевает выпростать руку и схватиться за крышку люка. Кое-как встает на
