Наконец, в помещении воцаряется тишина и Цесаревич замирает в нескольких шагах от меня.

— Открывай! — приказывает он, и я немедленно повинуюсь, будучи не в силах сдерживать любопытство.

Алексей стоит в паре метров от меня, скрестив руки на груди. Из-за его спины в глаза бьет свет десятка факелов, которые освещают черный камень, стоящий в центре зала. Слишком правильный и слишком черный…

— Темный Кристалл⁈ — сдавленным голосом спрашиваю я, глядя в глаза Алексею.

— Он самый! — с торжеством отвечает Романов. — Думаю, последний в Российской Империи!

— И о нем знаешь только ты? — уточняю я, потому что такой расклад выглядит чересчур нереалистично.

— Только я! — уверенно кивает Цесаревич. — Точнее, только мы двое!

Будто завороженный я медленно иду вперед, огибая Романова по широкой дуге. Я не могу оторвать взгляд от Кристалла и жадно рассматриваю правильные обсидиановые грани. Подхожу ближе и кладу ладони на глянцевую поверхность. Осторожно ощупываю прохладное непроницаемое стекло, вижу в нем свое искаженное отражение и отскакиваю, будто ошпаренный: вместо фиолетовых радужек в моих глазах зияют черные провалы!

— Не бойся, — успокаивает меня Алексей, — это лишь оптическая иллюзия!

— Конечно! — невпопад отвечаю я и ощущаю тепло на груди.

Мой Светлый Осколок постепенно нагревается, а по спине течет холодный пот. Я чувствую Темный Кристалл. Я ощущаю его как некий центр мироздания, черную дыру, которая затягивает в себя окружающее пространство и меня вместе с ним.

— Темный Кристалл⁈ — с трудом выдавливаю я из себя. — Зачем его хранить в подземелье в тайне от всех?

— Думаю, что он здесь с тех времен, когда Империей правили Темные…

— А почему ты не рассказал о нем отцу?

— Я нашел его в двенадцать лет и тогда не понимал, что оказалось в моих руках, — отвечает Цесаревич. — А когда повзрослел…

Он подходит ближе, становится рядом со мной лицом к Кристаллу и проводит пальцами по черному глянцу.

— А когда повзрослел, решил скрыть его от всех, даже от своего Рода! — Цесаревич завороженно смотрит в бездонную глубину. — Этот древний артефакт может изменить ход истории.

— Почему ты рассказал о нем именно мне? — спрашиваю я и непроизвольно морщусь от боли — Осколок нагревается все сильнее.

— Уничтожить его могут лишь семь одаренных цветных, теперь нас двое! Осталось найти еще пятерых…

— Еще пять цветов радуги?

— Да, нужны либо все семь цветов, либо один Светлый! — Цесаревич поворачивается ко мне и пристально смотрит в глаза. — До твоего появления я считал, что это невозможно: не Великого Князя же к уничтожению привлекать!

— Ты хранишь тайну, потому что не доверяешь собственной семье? — прямо спрашиваю я, привычно повышая ставки.

— Я тебе доверяю больше, чем отцу! — с грустью отвечает Алексей. — Не хочу, чтобы к власти снова пришли Темные…

Он замолкает и поворачивается к Кристаллу. Вот и еще одна причина, по которой Цесаревич навязывается в друзья. Что-то здесь нечисто: паззл складывается слишком просто, а картинка оказывается чересчур логичной.

Я стою перед Темным Кристаллом, смотрю в черную глубь и чувствую, как его энергия проникает в мою душу. Находясь рядом с ним, невозможно оставаться безучастным: темная сила притягивает как магнит и в то же время наполняет душу безотчетным страхом.

Вдруг передо мной разверзается черная бездна, и свет в глазах меркнет. Мой разум захлестывает паника: я падаю в бездонную глубину и растворяюсь в ней. Что это за чувство? Это… слияние? Или ранняя Инициация?

Меня пронзают потоки чудовищной силы, я ощущаю, как мысли и эмоции подчиняются этой древней энергии. Сознание раздваивается, и одна часть погружается в другую, будто в чужой разум. Это похоже на разглядывание глубин собственной души под волшебным микроскопом.

Сливаясь с Темным Кристаллом, я понимаю, что это не просто эффект древней магии, а переход в новое состояние бытия, где знание и сила переплетаются в замысловатом танце, вызывая изменения не только во мне, но и в самой ткани пространства.

Я медленно растворяюсь в темной материи, и мое восприятие обостряется. Передо мной возникает объемное изображение сложного ветвящегося пути, который ведет меня в будущее. Он похож на перевернутую корневую систему дерева и переливается всеми цветами радуги, периодически становясь угольно-черным и ослепительно-белым.

Ничего не предопределено, четко осознаю я. Моя судьба не предначертана, а инвариантна. Я несу в себе исходное начало, ничто, способное взаимодействовать с любым цветом магии, с любой длиной световой волны. Я лишь должен выбрать роль и определить свое место в этом мире.

В сознании возникает и ширится внутренний конфликт. Могу ли я стать Светлым или Фиолетовым магом, отказавшись от Темной Силы, наполняющей каждую клетку моего тела? Сердце мое, распластанное между светом и тьмой, бьется сильнее, чем когда-либо.

Понимание, что выбор есть, но его критерии от меня скрыты, сводит с ума. Я убеждаю себя, что это не выбор между черным, белым и цветным, и мир насыщен тысячами оттенками серого. Возможно, я найду свой уникальный путь в этой палитре, объединив в себе силы и тьмы, и света. Мне необходимо сохранить эту тайну и избежать возможной смерти во время Инициации в Храме.

Отпрянув от Темного Кристалла, я прихожу в себя и сталкиваюсь с обеспокоенным взглядом Цесаревича. Алексей, внимательно следит за моими реакциями, и в его глазах читается подозрение.

— Ты что-то почувствовал?

Я смотрю ему прямо в глаза и стараюсь скрыть опустошение, вызванное слиянием с Темным Кристаллом.

— Нет, просто стало не по себе от осознания его древней мощи. Я еще никогда не стоял так близко к Кристаллу!

Цесаревич кивает, но его взгляд остается недоверчивым. Романов рассматривает меня молча, словно читая мысли. Несмотря на попытки скрыть пережитое, я чувствую, что этот момент стал поворотным и в моей жизни, и в наших отношениях. Кристалл изменил меня, но как именно — пока не понимаю.

Романов привел меня к Темному Кристаллу и внимательно наблюдал за моей реакцией. Вдруг он — такой же, как я и привел меня сюда не случайно? Может быть, рассказ о желании уничтожить Кристалл — всего лишь предлог, чтобы раскрыть мою истинную природу?

Цесаревич внимательно на меня смотрит и сохраняет молчание, словно считывая мои сомнения.

— Мы здесь не случайно? —