в ритуал взаимного соблазнения.

— Меняемся партнерами каждую песню! — кричит пьяная Нарышкина. — Без поцелуев и секса!

— За нарушение правил сжигаю без предупреждения! — то ли в шутку, то ли всерьез добавляет Цесаревич, и его радужки на мгновение вспыхивают.

Мы пьем шампанское, танцуем, лаская тела и кожу друг друга, несем какую-то ерунду и пьянеем все больше. Перед моими глазами поочередно сменяются лица Нарышкиной, Воронцовой и Романовой, их нежные руки обвивают меня, и я тону в вязком безвременье ленивого возбуждения.

Прижавшись ко мне сзади, Наталья касается губами моей шеи, а ее руки блуждают по моему торсу. Я обвожу пьяным взглядом качающуюся гостиную и вижу танцующих братьев Юсуповых, донельзя возбужденного Андрея, которого откровенно ласкает Воронцова, и Алексея, слившегося в страстных объятиях с Нарышкиной.

Апраксина с нами нет, а все остальные разбились в соответствии со сложившимися предпочтениями. На чужие страсти мне совершенно наплевать, и даже будучи возбужденным, я жалею, что с нами нет Ольги.

Андрей скользит пьяным взглядом по моему лицу, но несмотря на выпитое шампанское замечает накатившую на меня печаль.

— Мы его теряем! — кричит он, указывая на меня рукой, и Нарышкина с Воронцовой бросаются ко мне, словно фурии.

Меня ласкают нежные девичьи руки, и наш импровизированный танец продолжается. Мы погружаемся в пучину разврата, но я убеждаю себя, что выполняю задание Великого Князя Шувалова и внедряюсь в среду аристо в буквальном смысле слова.

Глава 18

Земля уходит из-под ног

Я просыпаюсь от громкого храпа, который настойчиво прорывается сквозь сильную головную боль и сумбур сна. С трудом открываю глаза, приподнимаю голову и оглядываюсь.

Я лежу на необъятной кровати в апартаментах Алексея Романова. Судя по всему, вчерашняя вечеринка удалась: у меня на груди прикорнули Наталья Романова и Юлия Нарышкина, Цесаревич дрыхнет в обнимку с Воронцовой, а на кушетке вповалку лежат братья Юсуповы и храпят в две глотки. Совершенно голый Андрей Трубецкой свернулся калачиком на кресле-кушетке у окна и с блаженной улыбкой тихо посапывает во сне.

Девушки в трусиках, значит, в целом мы вели себя пристойно. Я вздыхаю с облегчением, но тут же понимаю, что не помню произошедшего ночью. Затылок раскалывается от боли, и я корю себя за выпитое шампанское.

Желание хотя бы на время забыть о проблемах вновь перевесило самоконтроль. Что говорит на эту тему «Кодекс Агента»? Впрочем, неважно…

Стараясь не разбудить спящих друзей, я осторожно встаю с кровати. Спотыкаясь об одежду и пустые бутылки, направляюсь к окну. Тихо раздвигаю тяжелые шторы, открываю ставни и с упоением впитываю свежесть утреннего воздуха.

Морщась от головной боли, вспоминаю вчерашний вечер. Танцы нагишом, шампанское, разгульная атмосфера — в памяти запечатлелись лишь отдельные картины, словно куски головоломки, которые я пытаюсь сложить вместе.

Вспоминаются обрывки разговоров, множество выпитых фужеров, жаркие объятия девушек и страстные ласки, лишь чудом не перешедшие в секс. Черные дыры, в которых растворились некоторые промежутки весело проведенного времени, тоже присутствуют.

Несмотря на приятное утро, меня охватывает острое чувство одиночества. Я всего лишь обычный смертный, который попал в компанию владетелей нашего мира и постиг бурю аристократического безумия. Грустная правда состоит в том, что образ жизни золотой молодежи Империи мне нравится, и я ощущаю себя неотъемлемой частью высшего общества, с которым еще недавно собирался бороться.

С тяжким вздохом напоминаю себе, что приехал сюда не только ради развлечений. В аристократической роскоши и безумствах я не должен забывать о тайне своего происхождения, которую необходимо разгадать. Меня ждет Выборг и сиротский приют, в котором прошли первые восемь лет жизни.

Моя одежда осталась на танцполе, и я выхожу из апартаментов Цесаревича нагишом. Стараясь никого не разбудить, тихо крадусь по залитым шампанским тюркским коврам, выныриваю в коридор и прикрываю дверь. Уверенно шагаю в свою спальню и глупо улыбаюсь невозмутимым слугам, не реагирующим на мою наготу.

С облегчением захожу к себе и ныряю в душ. Горячая вода, стекая по телу, смывает похмелье и воспоминания о прошедшей ночи. Я ощущаю, как свежесть проникает в каждую пору кожи, и вместе с ней восстанавливается ясность мысли.

Я облачаюсь в привычные футболку и джинсы, приглаживаю мокрые волосы и отправляюсь на завтрак. Несколько чашек кофе — единственное средство, которое может вернуть меня к жизни. Хотя нет — не единственное. Еще существуют таблетки от головной боли.

Миновав бесконечные дворцовые коридоры, я оказываюсь в ресторанном зале, где уже накрыт завтрак. Столы уставлены разнообразными блюдами, а ароматы свежей выпечки и кофе сводят с ума и возбуждают зверский аппетит.

Я уплетаю яичницу-глазунью, несколько блинов с белужьей икрой и несчетное количество сладких пирожных, запивая их крепким кофе. Головная боль медленно отступает, но я бы отдал пару дней жизни за волшебную таблетку.

Решительно встаю из-за стола, и поблагодарив работников кухни за божественный завтрак, направляюсь в подвал. Слуг я на своем пути не встречаю, видимо, столь ранним утром большая часть персонала еще спит.

В летней резиденции Императора нет следящих камер, ибо личная жизнь Романовых — тайна за семью печатями, и это играет мне на руку. Я проникаю в подвал не таясь, потому что в пределах дворца следить за мной некому — вся охрана сосредоточена снаружи и на дальних подступах к резиденции.

Вход в тоннель, который показал Цесаревич, я нахожу без особого труда. Нажимаю на неприметный кирпич, и люк бесшумно отъезжает под стену. Пару мгновений гляжу в черную пустоту, а затем включаю украденный из пожарного щита фонарь и делаю первый шаг на лестницу.

Меня охватывает безотчетное волнение и по мере приближения к Темному Кристаллу оно нарастает. Осколок на груди наливается теплом, а разум — воспоминаниями о единении с древней мощью Тьмы. Я снова чувствую ее. Она манит меня. Влечет к себе, словно умелая любовница, и я с трудом противостою мощному зову.

Сжимаю челюсти до зубовного скрежета и срываюсь на бег. Несусь за мечущимся светом фонаря так, будто за мной гонится стая гончих, и останавливаюсь лишь у следующего потайного люка. С облегчением перевожу дух и прижимаю Осколок к груди — нагреться он не успел.

Миновав заброшенные коридоры, я надеваю на голову припасенную заранее кепку с длинным козырьком и осторожно выхожу в уже знакомый двор. Вокруг никого. Внимательно осматриваю стены и карнизы крыши, но камер не вижу. Это очень странно, учитывая, что здание принадлежит Тайному Сыску.

Пересекаю заросший и неухоженный газон и неспешно направляюсь в сторону примеченной в прошлый