Шрифт:
Закладка:
Среда, 9 апреля. Поздний вечер
Липовцы, улица Ленина
Батареи продолжали греть, отгоняя уличную промозглость, поэтому мы с Томой отбросили одеяло, нежась в тепле разгоряченных тел.
Под потолком витала тишина, нисходя беспечным покоем. Лишь с кухни доносилось неразборчивое, как у Демичева, бормотанье телевизора, да тикал будильник на тумбочке.
Девушка лениво пошевелилась, гладя меня по груди, и устроила голову удобней. Волосы, пахнущие шампунем «Крапивным», щекотали мне щеку, но я лишь морщил нос, удерживая губами улыбку.
– Спасибо тебе, Данечка… – невнятно выговорила Тома. – Если бы не ты… Ничего в моей жизни не менялось бы еще десяток лет. Так бы и стала теткой, ничего не повидав…
– Тебе до статуса тетки еще лет сорок, – усмехнулся я. – Не торопись… А спасибо не мне надо говорить. Это все Аллочка виновата…
Девушка приподняла голову.
– У тебя с ней так и не было ничего?
– Рано ей о таком думать… – проворчал я в манере строгого дедушки.
– Ой, а сам-то? Вы же с ней ровесники!
– Телесно! – поднял я палец, назидая. – А духовно я старше вас обеих, вместе взятых.
Тома закинула на меня ногу, и потянулась, чтобы чмокнуть в щеку.
– Ты прав… – прошептала она с нежной серьезностью. – Сама иногда чувствую себя рядом с тобой маленькой девочкой… Ох! – спохватилась она. – А что я одену в турне? Я же…
Приподняв голову, я закрыл ей рот поцелуем.
– Не твоя забота, Томик. Это Андерсона вахта.
– Все равно… Слушай. А подружку твою отпустят хоть?
– Да куда они денутся… – проворчал я. – Зайду завтра к ним после уроков… Хорошо посидим, рассудим. Ты-то как? Заявление на отпуск написала?
– Все, все уже! Ага… Две недели оплатят, а остальное – без содержания… Ой, а твои не будут волноваться? Десятый час уже!
– Ты-то чего беспокоишься? – засмеялся я, вдавив пальцем тугой сосок, как кнопку. – Мои в Уссурийск умотали, квартиру смотреть. Мама хочет сама обои наклеить, «чтобы не как попало». Они только завтра приедут. Вечером…
– Да-а? – мурлыкнула Тома. – Так чего ж ты молчал?
Ее пальцы, изображая железную руку Гёца фон Берлихингена, прошлись у меня по животу… спустились гораздо ниже…
– Неугомонная! – ласково заворчал я.
Опрокинутая на спину, девушка радостно взвизгнула, и раздвинула ладные коленки.
Четверг, 10 апреля. Вечер
Липовцы, улица Ленина
Знакомый дом, знакомый подъезд… Если и касалось меня волненье, то вина за участившийся пульс лежала на весне. Тепло прорывалось, одолевая зиму, а та огрызалась, пакостила. Только все растает, подсохнет – снег под утро. Едва солнышко печь начинает – заморозки ударяют. И все равно, апрельские ветерки озоровали, мутя чистый разум, смущая дух голыми ногами девчонок, отринувших теплые колготы, и выпуская на волю шальные позывы. Додревняя, кембрийская привычка всего живого впадать в неистовство, едва отойдут холода, будоражила подкорку, заглушая слабый зов сознания.
Вобрав полные легкие испарений земли, гревшейся на солнце, я взбежал на третий этаж, и позвонил. Дверь распахнулась сразу, как будто Алла поджидала меня.
Счастливая и немного испуганная распахнувшимися перспективами, она коротко рассмеялась, порываясь меня поцеловать, но, качнувшись, замерла. А вдруг родители увидят?
– Проходи! – выдохнула девушка. – Папа с мамой… Они в зале. Ждут.
– Дождались, – улыбнулся я, вешая куртку.
Сменив ботинки на тапки, я прошлепал в комнату. На диване рядком, напряженные и малость пришибленные, сидели родители Аллы. Двое работяжек, всю свою жизнь замыкавшихся в кружении дом-работа-дом.
– Здравствуйте, – вежливо поздоровался я.
Комов-старший, сухонький мужичок средних лет, сам встал ради знакомства:
– Владимир Николаевич.
– Данил. Очень приятно.
– Людмила Викторовна, – пропела мать Аллы, румяная женщина пышных форм.
– Очень приятно, – по-светски поклонился я, и с ходу начал: – Вы только не тревожьтесь, пожалуйста, всё будет хорошо и даже лучше! Просто обратите внимание на две вещи. Во-первых, ваша дочь – очень талантливая девушка, и это турне поможет ей… м-м… как бы увериться в своих умениях, что ли, придаст драгоценный опыт. Да! Ведь «АББА» – всемирно известная группа, там каждый и каждая – профессионал самой высокой пробы…
– Да мы за саму дорогу беспокоимся, – напевно заговорила Людмила Викторовна. – Чтобы поело наше дитятко вовремя, и спать легло…
– Мама! – слабо укорила ее дочь.
– Вот уж о чем не надо беспокоиться, так это о дороге, – заверил я, цепляя голливудскую улыбку. – Останавливаться будем в лучших гостиницах «Интурист», в поезде – исключительно в спальных вагонах, а там двухместные купе. Алла ведь не одна поедет, а вместе с Тамарой Царевой – она экономист-нормировщик с шахтоуправления… И вокалистка с чудным голосом.
– Это понятно… – разлепил губы Владимир Николаевич. – А вторая вещь?
– Ваша дочь подпишет контракт, по которому ей перечислят энную сумму в валюте, – проговорил я раздельно. – Алла пока несовершеннолетняя, так что распоряжаться деньгами будете вы. Получите рублями по курсу или чеками Внешторга…
– Ох… – осела мама Аллы. – Это как же… В «Березку», что ли?
– Именно, – улыбнулся я.
– А… много? – покраснела Людмила Викторовна. – Ну, вообще?
– «Волга» нынче сколько стоит? – деловито осведомился я.
– Шестнадцать тысяч?! – не поверил папа.
– Алла заработает немного больше. Хватит, чтобы купить три или четыре…
– «Волги»?! – выдохнул Владимир Николаевич.
Родители переглянулись, и мама замотала головой:
– Не представляю я таких денег! Это что же… И на квартиру хватит? На кооперативную?!
А папа виновато закачал головой.
– Вот не знал, доча… Веришь ли, до сих пор жалею, что пианино тогда не купил, пожадничал…
– Пап, ну ты что? – запротестовала Алла. – Зато мы холодильник взяли в рассрочку! Помнишь?
– И телевизор! – поддакнула мама, тут же засуетившись. – Ой, да что мы всё… не о том! Пошлите лучше на кухню, я там наготовила… Отметим!
– И обмоем! – торжественно заключил глава семьи.
Воскресенье, 13 апреля. День
Владивосток, улица 25 октября
«Серая лошадь» возвышалась на пригорке, и из окон квартиры Кирша виднелась не только улица, но и бухта, корабли у причалов, берег Чуркина, чайки, парящие в лучезарном воздухе… Стоило отворить форточку, и задувал романтический сквозняк – ветер с моря.
Иванов усмехнулся, поправляя очки.
– Ну, что, Гриша? – обернулся он к оперу, разложившему на диване свои чемоданчики.
– Чисто, Борис Семенович, – откликнулся тот. – Похоже, Иван Павлович хорошо поработал перед отлетом – все поверхности в гостиной и прихожей, то есть там, где объект мог оставить отпечатки, тщательно протерты. По-моему, даже со спиртом. И каждый камень из коллекции обработан. А
