— Поначалу мне это показалось сумасшествием, — сказал мне Койч. Но потом страх заставил его изменить мнение. — Я опасаюсь, что через десять-пятнадцать лет люди выйдут на улицу и потребуют от тех, кто принимает решения: «Ребята, пора действовать, прямо сейчас!» — продолжал он. — А перед нами стоит сложная, комплексная проблема снижения выбросов CO2, и быстро ее не решить. Поэтому, если возникнет давление со стороны общественности и требование незамедлительных действий, меня тревожит то, что под рукой может оказаться только один рабочий инструмент — стратосферная геоинженерия. И если мы только тогда начнем проводить исследования, боюсь, будет уже слишком поздно, потому что в случае стратосферной геоинженерии речь идет о вмешательстве в сложнейшую систему. Добавлю, что с этим согласны не все.

Может, это странно, но поначалу я не очень-то волновался, — заметил он несколько минут спустя. — Просто не верилось, что кто-то действительно будет воплощать подобное на практике. Однако годы идут, и я вижу, что мы ничего не делаем в отношении климата, так что порой меня охватывает беспокойство при мысли, что нам все же придется прибегнуть к геоинженерии. И от этого мне становится не по себе.

Стратосферу можно представить себе как второй этаж Земли. Она находится над тропосферой, где клубятся облака, дуют пассаты и бушуют ураганы, и под мезосферой, где сгорают метеоры. Высота стратосферы варьирует в зависимости от времени года и местоположения; на экваторе нижний слой стратосферы находится приблизительно на высоте 18 км над поверхностью земли, а на полюсах — гораздо ниже, примерно 10 км. С точки зрения геоинженерии ключевые свойства стратосферы — это ее стабильность (она гораздо стабильнее тропосферы) и относительная доступность. Коммерческие самолеты часто летают в нижних слоях стратосферы, чтобы избежать турбулентности, а самолеты-разведчики летают в средних, чтобы избежать ракет «земля-воздух». Если запустить какое-нибудь легкое вещество в стратосферу в тропиках, то оно будет постепенно перемещаться к полюсам, а затем, через несколько лет, опустится на землю.

Поскольку цель солнечной геоинженерии состоит в том, чтобы уменьшить количество энергии, достигающей земли, то в принципе подойдет любая отражающая частица.

— Наверное, лучше всего подойдут алмазы, — сказал мне Койч. — Они вообще не будут поглощать энергию. Так что изменение динамики стратосферы будет минимальным. Ведь сам алмаз крайне инертен. А что дорого — мне плевать. Если дойдет до дела и мы будем решать большую проблему в больших масштабах, то мы найдем способ обойти трудности.

Идея распылить в стратосфере крошечные бриллианты показалась мне восхитительной — это было все равно, что посыпать весь мир, как в сказках, волшебной пылью.

— Но о чем не стоит забывать, так это о том, что весь материал рано или поздно оседает на землю, — продолжал Койч. — Значит ли это, что люди будут вдыхать крошечные частички алмазов? Скорее всего, их объем будет таким маленьким, что никакого вреда не будет. Но сама мысль мне не очень нравится.

Другой вариант — имитировать вулканические выбросы и распылять диоксид серы. Здесь тоже есть свои минусы. Если забросить диоксид серы в атмосферу, это приведет к кислотным дождям. Что еще важнее, может пострадать озоновый слой. После извержения вулкана Пинатубо на Филиппинах в 1991 г. произошло кратковременное снижение глобальной температуры примерно на 0,56 °C[206]. В тропиках уровень озона в нижних слоях стратосферы упал на треть[207].

— Может, и нехорошо так говорить, но, по крайней мере, это дьявол, которого мы знаем, — заметил Койч.

Из всех веществ, предлагаемых для этой цели, с наибольшим энтузиазмом Койч говорил о карбонате кальция. В той или иной форме карбонат кальция присутствует повсюду: в коралловых рифах, в порах базальта, в иле на дне океана. Это основной компонент известняка, который является одной из самых распространенных осадочных пород в мире.

— В тропосфере, где мы живем, летает огромное количество известняковой пыли, — заметил Койч. — Вот почему это хорошая идея. У него почти идеальные оптические свойства, — продолжал он. — Карбонат кальция растворяется в кислоте. Так что можно с уверенностью сказать, что он не будет разрушать озоновый слой так сильно, как серная кислота.

Математическое моделирование подтвердило преимущества этого минерала, сказал мне Койч. Но пока кто-то не начнет забрасывать карбонат кальция в стратосферу на самом деле, трудно понять, насколько верны наши модели. «Только так это можно узнать», — заметил он.

Первый правительственный доклад о глобальном потеплении — хотя тогда его и не называли «глобальным потеплением» — был представлен президенту Линдону Джонсону в 1965 г. «Человек невольно проводит крупномасштабный геофизический эксперимент»[208], — говорилось в этом документе. Результатом сжигания ископаемого топлива почти наверняка будут «значительные изменения температуры», которые, в свою очередь, приведут к другим изменениям.

«Таяние антарктических льдов повысит уровень моря на 120 м», — отмечалось в докладе. Даже если этот процесс займет тысячу лет, океаны «будут подниматься более чем на метр за каждые десять лет» или «на 12 м за столетие»[209].

В 1960-е гг. выбросы углекислого газа росли быстро — примерно на 5 % в год. И все же в докладе не было ни слова о том, как обратить процесс вспять или хотя бы попытаться его замедлить. Вместо этого авторы доклада рекомендовали «тщательно изучить возможности целенаправленно вызывать компенсирующие климатические изменения». Одной из таких возможностей было «распыление мельчайших отражающих частиц над обширной площадью океана».

«Приблизительные оценки показывают, что количество частиц, необходимое, чтобы покрыть квадратную милю{17}, обойдется примерно в $100»[210], — говорилось в докладе. «Таким образом, изменение отражательной способности на 1 % может быть достигнуто примерно за $500 млн в год» — примерно $4 млрд в год в сегодняшних деньгах. В заключение отмечалось, что, учитывая «чрезвычайную экономическую и гуманитарную важность климата, расходы такого масштаба не кажутся чрезмерными».

Авторов доклада уже нет в живых, так что невозможно узнать, почему комитет сразу перешел к обсуждению дорогостоящего проекта распыления отражающих частиц. Возможно, таков был дух времени. В 1960-е гг. предложения по управлению климатом и погодой были в моде как в Соединенных Штатах, так и в СССР. Проект «Ярость бури», плод сотрудничества ВМС США и Бюро погоды, был нацелен на борьбу с ураганами. Считалось, что их можно ослабить, если рассеять с самолета вокруг «глаза бури» йодистое серебро[211]. Операция «Попай», секретная программа по изменению погоды, которую ВВС США проводили во время войны во Вьетнаме, должна была увеличить количество осадков над