— Всё хорошо, — говорю я Рену, отпуская его руку. — Обещаю. Я излишне остро среагировала.

— Ладно. Но скажи, если передумаешь, — он всматривается в мои глаза, и его улыбка возвращается. — Кажется, ты становишься раздражительной из-за голода. Давай запихнём в тебя бургер.

Я открываю рот, чтобы возразить, но потом мой желудок урчит.

— Ненавижу, когда ты прав.

Рен смеётся, и этот звук следует за мной до самого ресторана.

Глава 14. Рен

Плейлист: Jeff Buckley — Mama, You Been on My Mind

— О Боже, — стонет она. Фрэнки стоит на моей кухне, раздирает пакетик рутбировых мишек и рвёт одну маленькую липкую фигурку зубами. Я заказал большую коробку этих мишек, узнав, что это её слабость, и собирался удивить её на работе. Но их доставили сюда, и план пошёл псу под хвост, когда она узнала коробку. — Ты где их взял?

— Там же, где и ты, подозреваю. У корпоративного зверюги по имени Амазон.

— Перекупщики?

Я кидаю мишку в рот и жую.

— Ага.

— Бездушные ублюдки-шантажисты, — бормочет она.

Мой гортанный смех эхом разносится по кухне, пока я наливаю кипяток из чайника в две чашки.

— Некоторые вещи стоят своих денег.

— Клянусь, когда буду учиться на юрфаке, то разузнаю, что можно предпринять по этому поводу. Мне нужны эти штуки. А они как будто знают. Они знают, что могут заставить меня платить 15 баксов за пакетик.

Держа наши кружки чая, я локтем открываю раздвижную дверь. Пацца тут же протискивается и несётся на песок.

Следуя за ней, Фрэнки переступает порог и наблюдает, как её собака несётся к океану. Она сама размеренно идёт к воде, затем осторожно опускается на расстеленное мной одеяло, уголки которого подоткнуты в утрамбованный песок. Когда я добираюсь до неё, она сидит, подобрав колени к груди и глядя на воду.

Моя грудь сжимается до невозможности тесно. Видеть Фрэнки в спортивных штанах и с небрежной гулькой на голове, словно она чувствует себя как дома — это горько-сладкий момент. Я хочу, чтобы мгновение длилось как можно дольше, но знаю, что вскоре она уедет, и нет гарантий, что мне ещё хоть раз представится возможность вот так провести с ней время.

— Паццу ждёт неприятный сюрприз, — говорит она, прикуривая косяк и медленно выдыхая, — когда она снова будет жить в моём маленьком бунгало без радостных поездок к тете Ло или в это шикарное местечко.

Я устраиваюсь на одеяле рядом с Фрэнки, всё ещё держа наш чай в руках.

— Почему она больше не будет ездить к Лорене?

Или проводить время здесь?

«Потому что она не планирует проводить время здесь, идиот. Предельно ясно, раз она так сказала».

Фрэнки мягко забирает у меня свою кружку-термос.

— Ну, с учебой на юрфаке у меня будет расписание получше, без ночевок вне дома и командировок. Нет нужды оставлять её у Ло, — она пожимает плечами.

Какое-то время мы сидим молча, смотрим на океан, наблюдаем, как луна окрашивает воду в серебристо-белый цвет. Пацца мечется по песку, катается, принюхивается, убегает вдаль, но послушно возвращается, когда я свищу и подзываю её обратно. После нескольких долгих и умиротворенных минут деликатный вес руки Фрэнки заставляет меня вздрогнуть и отвлечься от берега.

Она смотрит, как её пальцы скользят по моей ладони. Затем хмурит лоб и убирает руку.

— Расскажи мне про настоящего Рена.

Я кошусь на неё.

— Что ты имеешь в виду?

— Про того, кто прячется за счастливым фасадом. Того, которого мы почти начали обсуждать после йоги.

Я опускаюсь на одеяло и смотрю вверх, на звёзды.

— О. Про этого. Ну…

Словно прочитав мои мысли, Фрэнки протягивает мне косяк. Я смотрю на него, затем аккуратно забираю из её пальцев. Больше половины команды курит травку по многим причинам — снятие боли, облегчение тревоги, просто для расслабления и развлечения. Я же с момента подписания контракта был так напряжён, что никогда даже не задумывался об этом. Но мысль о том, чтобы быть чуточку спокойнее в разговоре с Фрэнки, не так застревать в своих шумных мыслях… ну, это кажется заманчивым.

Сделав небольшую затяжку, я медленно выдыхаю и подавляю отчаянное желание закашляться.

Фрэнки улыбается, глядя сверху вниз на лежащего меня.

— Я тебя испортила.

Я смеюсь, но это быстро переходит в приступ кашля. Много времени не требуется — может, около минуты — и в моих конечностях воцаряется некая тихая тяжесть. Мой разум поразительно ясный.

— Вау. Я жалею, что не попробовал травку раньше.

Она гортанно смеётся и ерошит мои волосы.

— Добро пожаловать на тёмную сторону, Зензеро.

Я встречаюсь с ней взглядом, всматриваясь в её лицо.

— Ты сказала, что хочешь настоящего Рена. Это взаимно? Это означает, что я знаю настоящую Фрэнки?

Её улыбка на мгновение скисает, пока она накручивает прядь моих волос на кончик своего пальца — раз за разом, размеренным, успокаивающим движением.

— Да, думаю, что так. Лучше большинства людей, во всяком случае, — она поддевает меня. — Перестань уходить от ответа.

Повернув голову, я наблюдаю за созвездиями.

— Настоящий Рен — до сих пор немного неуверенный в себе и неприкаянный.

— Почему?

Я пожимаю плечами и поднимаю руку, показывая, что хочу ещё одну затяжку.

— Кто знает, — я аккуратно делаю ещё одну маленькую затяжку косяком, возвращаю его Фрэнки и говорю, выдыхая: — В детстве я был неуклюжим в общении. Потом, когда я учился в старших классах, мы переехали, и мне пришлось начинать сначала, пытаться завести друзей. Я так и не нашёл свою колею.

— Пока не появился хоккей?

Я улыбаюсь звёздам.

— Да. На льду я счастлив. И я действительно лажу с парнями. Им нравится моя чудаковатость. Не знаю, наверное, я чувствую, что меня принимают.

— Это важно, — тихо говорит Фрэнки. — У меня есть такое с Энни и Ло. Без них я была бы несчастна.

Я поворачиваю голову и смотрю на неё.

— А что насчёт твоей семьи?

Фрэнки пожимает плечами.

— Ну. Я люблю свою сестру, Габби, но в нашем детстве она была той ещё засранкой. Я была её младшей сестренкой, вечно создающей проблемы и закатывающей истерики, поэтому ей казалось, что её игнорируют. Мы по большей части оставили это в прошлом, но мы всё равно очень разные люди, которых разделяет целая страна. Для мамы я ходячая бомба с часовым механизмом, и с каждым шагом я ближе к тому, чтобы развалиться на куски. Бабуля спокойно