— Пентти Осмала. Полиция Хельсинки. Добрый вечер.

— Добрый вечер, — сказал я, стараясь не выдать паники. Я ждал, что рано или поздно это произойдет, и подсознательно готовился к неизбежному. Но все равно, стоя лицом к лицу с настоящим полицейским, я почувствовал, как по позвоночнику пробежал холодок.

— Я хотел бы поговорить с директором, Юхани Коскиненом.

— К сожалению, он скончался, — сказал я, удивившись про себя выбору слов. Разумеется, смерть Юхани вызвала у меня сожаление, но оставалось неясным, уместно ли оно в данном конкретном контексте. Возможно, визит полицейского связан исключительно с делами Юхани, и тогда сожалеть мне особенно не о чем.

Осмала взмахнул правой рукой, в которой держал небольшой кейс, больше похожий на коробку. Он открыл его левой рукой и достал лист бумаги.

— Кто здесь сейчас за главного?

— Я.

— И вы?..

— Хенри Коскинен.

— Ясно, — кивнул он. — Логично.

Осмала убрал документ обратно в кейс. Он молчал, явно не собираясь объяснять мне, что в этом, по его мнению, логичного.

— Мы можем с вами поговорить? — наконец спросил он, хотя его слова прозвучали скорее как утверждение, чем как вопрос. — Я бы не возражал против кофе с чем-нибудь сладким.

Я проводил его в кафе «Плюшка и кружка». Там было полно народу, и взрослые составляли меньшинство. От шума и гама голова шла кругом. В кафе витал аромат дежурного блюда — «Маминых фрикаделек с папиным картофельным пюре». Мы с полицейским молча встали в очередь. Осмала взял себе «Очень ванильный пирог», а я — «Лучший бабушкин пирог с черникой». Наливая нам кофе, Йоханна переводила взгляд с кофе на полицейского, а с полицейского на меня.

Свободным оставался всего один столик возле двери на кухню, вдали от других посетителей. Столик, маленький и низкий, был рассчитан на детей, а стулья — обычного размера — на взрослых. Нам пришлось нагнуться, чтобы поставить на стол свои тарелки и чашки. Осмалу, судя по всему, это не смутило. Меня, впрочем, тоже. Больше меня беспокоило, что двери на кухню были открыты. Морозильник, он же гроб, стоял, огромный и сияющий, в четырех с половиной метрах от нас.

— Мои соболезнования в связи с кончиной вашего брата, — сказал Осмала и положил в рот кусочек пирога.

У меня сложилось впечатление, что эти слова он произносил уже много-много раз. Я по-прежнему не понимал, что должен на это ответить. Благодарить его? Это было бы странно. На самом деле он нисколько мне не соболезновал. Так с какой стати мне выражать ему благодарность за неискренние слова?

— Это было для вас неожиданно? — спросил он.

— У Юхани был врожденный порок сердца, — ответил я. — А что? Полиция… я имею в виду, вы…

— Зовите меня Пентти. Нет, полиция не расследует смерть Юхани Коскинена.

Значит, сделал я вывод, его зовут Пентти и он расследует что-то еще. Черничный пирог вдруг показался мне не таким уж аппетитным.

— Вообще-то есть кое-что другое, достаточно неприятное. У нас имеются основания предполагать, что ваш брат поддерживал отношения с преступными элементами.

Осмала откусил еще кусок пирога, из середины которого сочилась обильная ванильная начинка.

— Преступными элементами?

Осмала кивнул и отхлебнул кофе, возвращая себе способность говорить. Он поставил чашку на стол, для чего ему понадобилось согнуться, как будто он собирался завязать себе шнурки. Он открыл свой кейс, достал из него несколько цветных фотографий и подвинул их ко мне. Сверху лежал снимок, явно сделанный в полицейском участке. Человек на снимке выглядел более загорелым, чем в моем морозильнике. Не считая этого, сходство было абсолютным.

— Мы подозреваем, что этого человека связывали с вашим братом некие финансовые отношения. Этот человек — карьерный преступник. У него длинный список судимостей, включая убийство по неосторожности. Крайне опасный тип. Но он вдруг исчез. Он мог покинуть страну, хотя я не думаю, что это очень вероятно. Или где-то прячется. Залег на дно… По собственной воле или… Не совсем. В его кругу люди часто исчезают без следа. Между нами говоря, меня не удивило бы, если бы нашелся кто-то, кто так на него рассердился, что помог ему лечь на дно. Если вы понимаете, о чем я. Он явно не претендовал на Нобелевскую премию мира.

Я не отрывал глаз от фотографии.

— Вы когда-нибудь видели его в обществе брата?

— Нет, — честно ответил я.

— А вообще знаете его?

— Не могу сказать, что знаю.

Осмала придвинул к себе фотографию и убрал в кейс вместе с остальными.

— Значит, теперь вы владеете Парком аттракционов?

— Да, — ответил я и объяснил, что у нас не Парк аттракционов, а Парк приключений. Мой рассказ был достаточно подробным, потому что мне требовалось время, чтобы подготовиться к тому, что, как я ожидал, произойдет дальше. Как я и предполагал, Осмалу мало интересовали принципиальные различия между двумя типами парков.

— Возможно, сейчас не самое подходящее время, но… Вы с братом когда-нибудь обсуждали проблемы управления Парком?

— Он иногда рассказывал мне о своих новых приобретениях. Например о Варане. Я помню, как он об этом говорил.

— Что именно?

— Что поезд похож на длинного блестящего зеленого варана и что его улыбающаяся голова с раздвоенным языком — это двигатель. Что в нем могут ехать сорок детей за один раз, а скорость зависит от того, насколько бодро они крутят педали. Один круг занимает примерно пять с половиной минут.

— Я имею в виду, говорил ли он с тобой о финансировании этих приобретений. Откуда он брал деньги и на что их тратил? Упоминал ли каких-либо деловых партнеров?

— Нет, — снова абсолютно честно ответил я. — Мы никогда не говорили о деньгах. Я не имел ни малейшего представления о людях, с которыми он ведет дела. Например с такими, как этот человек на фотографии.

— Очень опасный человек, — кивнул Осмала.

— Он, безусловно, выглядит опасным, — признал я.

— Как идут дела в Парке? — Этот вопрос Осмала задал с той же интонацией, с какой говорил до этого. Мягко, почти невзначай.

Я понял, что он это такой специальный прием. Осмала сидел с задумчивым видом.

— Мы в переходной фазе, — сказал я. — Должен признать, раньше я