“Ты живой?” – спрашивает она.

Грохот на миг смолкает, и вдруг слышно, как прямо над головой, на какой-то уцелевшей ветке, чирикает птица.

“Господи, ну что же ты молчишь?!” – она ещё ближе склоняется к Артуру и проводит ладонью по его щеке. Пальцы у неё – тёплые, словно кто-то брызнул в лицо нагретой водой.

“Дана…”, – произносит Артур, – “Mulla on kaikki hyvin36”.

Если бы он родился на восемьдесят лет раньше, на каком языке он бы говорил? За кого бы воевал? По какую сторону от линии Маннергейма, от Siestarjoki37? Поступил бы от так же, как прапрабабка Катри? Поехал бы он однажды на Комендантский аэродром, чтобы предать одних и спасти других? Жалела ли когда-нибудь Катри о той поездке? Ценила ли она ту самую грамоту, которой её отблагодарила страна? Как она погибла? Каковы были её последние мысли, последние слова?

Артур открывает глаза и прислушивается: оттуда, из-за деревьев, доносится шум скоростного шоссе. Птица над головой чирикает, как ни в чём не бывало. Каких-то семьдесят пять лет назад это была чухонская глушь. Болота, несколько озёр и деревни, разбросанные вокруг ещё действующего аэродрома. Грунтовые дороги, залитые лужами. На какой из дорог нашли Катри со следами крови на подбородке? Зачем решила она снова вернуться в эти края через семь лет после войны?

Лес медленно погружается в белую ночь. Пока она, конечно, не совсем ещё белая, и, чем ближе Päivänseisaus38, тем птицы будут петь всё громче, небо будет светлее, воздух – прозрачнее. Артур встаёт на ноги, пытаясь разглядеть птицу, которая чирикала над ним. И в этот момент раздаются выстрелы – такие же, как в том чёрно-белом фильме, – целая автоматная очередь. Подняв голову, Артур видит огни фейерверка над верхушками деревьев. И ещё через мгновение с той стороны доносятся чьи-то громкие бессвязные крики. Уже половина десятого. Сусанна! Наверняка она вышла к подъезду “подышать”, а там – землетрясение… Артур выбирается на тропинку и идёт на шум города, а петарды всё рвутся и рвутся.

Добравшись до бульвара, он понимает, что путь к дому отрезан. Люди заполонили всё пространство, включая проезжую часть. В толпе застряла “копейка”. “Спасибо деду за Победу!” – красуется на заднем стекле. Изнутри на всю катушку громыхает тяжёлая музыка. Артур пробирается на обочину, чтобы дальше идти дворами. Около первого же подъезда он натыкается на мужика в пилотке и почему-то тельняшке. Тот едва держится на ногах.

− Братиш, закурить не найдётся? – развязно начинает он, хлопая Артура по плечу. – Ишь ты, какой борзый! Не празднуешь, что ли?

Извернувшись, Артур прибавляет шаг и почти бежит – мимо кустов сирени, на которых распускаются листья, мимо новой разноцветной детской площадки, которую в столь поздний час заполонила шумная компания подростков, мимо выставленных в ряд пустых бутылок, мимо мигающей фарами машины, у которой сработала сигнализация.

− Вы-ыходила на берег Катюша! – орут хриплые девичьи голоса, и из-за угла появляется “женский батальон”: несколько девушек в неизменных пилотках, кто в юбке, кто в камуфляжных штанах, а у одной через плечо – сумочка с нашитым красным крестом.

− Молодой человек! Ау! – орёт она.

Артур оборачивается.

− Вы нас не сфоткаете?

Артур молча берёт протянутый телефон и делает несколько снимков. Хозяйка “красного креста” выставляет руку вперёд и поднимает большой палец вверх. Артур воображает, как могла бы она выглядеть на чёрно-белом фронтовом фото, с изломом посередине и надписью на обороте, сделанной выцветшими чернилами.

− Класс! Спасибо! – кричит она, рассматривая снимки в телефоне, – Ща в инсту39 выложим, пока салют не начался!

До дома уже пара шагов. У подъезда Сусанны не видно. Артур достаёт телефон и набирает прабабкин домашний номер. Мобильный она с собой не носит. Длинные гудки: один, другой, третий… Значит, она всё-таки ушла, но теперь попробуй её найди в этом людском океане! Артур снова бросается на бульвар. Здесь немного свободнее: смуглый дворник курит, прислонив метлу к столбу, мама покачивает коляску с младенцем, какая-то пожилая пара смотрит в небо, уже порядком потемневшее. Артур тоже поднимает голову наверх. Из окон, с балконов, с деревьев, смотрят чьи-то лица. Все приготовились смотреть салют. А с верхних этажей видны даже фейерверки над Невой.

Первые залпы раздаются чуть в стороне, где-то над трамвайной линией, над кронами с проклюнувшейся листвой.

− Ур-ра-а! – кричит толпа.

Огни в майском небе один красочнее другого: зелёные, розовые, фиолетовые.

− По-бе-да-а! – раздаётся у Артура над ухом.

Чуть в стороне он замечает очередную компанию: пилотки, юбки цвета хаки, камуфляжные штаны… У одной из девушек с широкой спиной в ушах поблёскивают серёжки, а на запястье пестреет георгиевская ленточка. Рядом – постройнее, тоже в пилотке, с длинными волосами, в обнимку с высоким парнем в бейсболке. Он курит, и дым летит Артуру в лицо. Залпы множатся, огненные цветы в небе рассыпаются с треском, тут же вырастают новые. Вдруг та самая, с георгиевской ленточкой, резко оборачивается, сгибается и начинает блевать. В её крупных, почти взрослых, чертах лица Артур узнаёт Агнию. Стоящая рядом Дана вскрикивает, высвобождается из объятий парня и начинает похлопывать подругу по спине. В парне Артур узнаёт Кирилла.

− Барто, ты совсем охренела! Нажралась, как свинья! Аккуратнее, блядь, вон на меня попало!

Агния блюёт и блюёт – под крики “Ура!”, под грохот расцветшего салюта, под мерцание огненных цветов, под чей-то развязный смех и автомобильные гудки, доносящиеся откуда-то из-за перекрёстка. Дана хлопает Агнию по широкой спине, срывает с головы пилотку и зажимает под мышкой. Лицо у Даны измазано “боевым гримом”, будто она только что выбралась из окопа, чтобы спасти свою раненую боевую подругу.

− Дура, блядь, а ещё в центр хотела ехать! Я говорила тебе – не мешай! Хули ты намешала всё подряд?!

Артур трогается с места и идёт – вернее сказать, ковыляет: медленно, словно старик. Грохот нарастает – кажется, петарды рвутся над самым теменем. Он прибавляет шаг и идёт мимо тёмных силуэтов кустов, мимо фонарей, светящих рыжим, “тёплым” светом, мимо чьих-то улыбающихся лиц, мимо витрины супермаркета, перед которой стоят смуглые продавщицы в униформе, сложа руки на груди и закинув головы вверх. Воздух гремит, трясётся и пахнет порохом. Огненные цветы прорастают сквозь закрытые веки. Артур бежит что есть силы, видя вдалеке острые тёмные макушки леса. И вдруг замечает сухонькую фигурку прабабки. Она семенит – и, кажется, тоже изо всех сил, согнувшись и вобрав голову в шею.

− Сусанна! – кричит Артур, – Сусанна! Я