отдавая должное тонкому военному психологизму суждений Скобелева, нельзя вновь не вспомнить столь же глубокий документ государственно-психологического характера, говорящий и о само́м «белом генерале». Это письмо К. П. Победоносцева Александру III о государственном значении феномена Скобелева. Автор этого послания исчерпывающе точно характеризует полководца как личность, потенциально весьма опасную не столько её якобы имеющейся «революционностью, сколько её сущностью генерала с психологией участника дворцовых переворотов».

Эту опасность, таящуюся в столь незаурядной и столь сложной личности, чувствовали многие. Например, учитель Скобелева и почитатель его военного таланта генерал Витмер, вспоминая о словно громом поразившем его известии о смерти «белого генерала», добавляет: «…но великое благо для России, что сошел со сцены этот талантливый честолюбивец, возводивший войну в божественный культ. Задача наша – мирное обновление, а он непременно втянул бы нас в войну!»

Это сказал тот самый Витмер, который в дни русско-японской войны страстно жалел, что «нет с нами Скобелева»… У старого генерала строгий реализм в оценке феномена харизматичности Скобелева решительно преодолел восхищение и преклонение. Тем более реалистичен был сам Александр III, ведь целью своего правления он считал отнюдь не победоносные войны, а мирное обустройство России, для которого жизненно необходим мир «между сильнейшими государствами Европы». Французские издания, оценивая эпоху Александра III, почти единогласно отмечали, что в его царствовании «в Европе нельзя было воевать без разрешения русского царя, а он такого разрешения не давал».

Боялся ли миролюбивый император грядущей войны с немцами? Пожалуй, что не боялся. Ему при всех мировых осложнениях была свойственна твердость духа и хорошо памятен его суровый и более чем жесткий ответ послу Австрии. И хорошо известно его знаменитое выражение, бывшее его подлинным девизом в кризисных международных ситуациях: «Мужество – есть терпение в опасности»… Этим разумным терпением царь в полной мере обладал. А нередко и показывал свою бесстрашную способность «показать зубы» державам – противникам. Например, это ярко проявилось при демонстративном разрыве Парижского договора. Было это в 1886 году при, казалось бы, совершенно невозмутимом политическом решении московского городского головы Алексеева, который в своей приветственной речи ярко заявил о русских надеждах на возведение православного креста на константинопольский храм Святой Софии. Политики всерьёз взволновались, и международная ситуация обрела напряженный характер. Все ждали, что император непременно дезавуирует речь Алексеева и даже сурово накажет возмутителя международного спокойствия. Но царь вынес совершенно неожиданную резолюцию: «Константинополь – наша традиционная политическая цель, это всем известно, а потому речь опубликовать! Им не стоит бояться какого-либо гнева держав Европы, Россия никогда не смутится сказать о своих национальных государственных интересах».

* * *

…Вот таковыми видятся нам основные проявления личности императора Александра III в его европейской политике. Случались ли у него там серьёзные неудачи? Очень больших неудач, кажется, и не было. Это, разве что, утрата Россией своих позиций в Болгарии?

В апреле 1879 года Великое Собрание избрало князем Болгарии указанного Россией племянника императрицы Марии Александровны принца Александра Баттенбергского. В стране, просыпавшейся для политической жизни, сложились две первые партии. Богатые землевладельцы создали партию консервантов, а сельская демократия (в частности, народные учителя) – либеральную партию. Либералы разработали и провели в жизнь конституцию по образцу сербской.

Консерваторы при поддержке русских военнослужащих (русских офицеров болгарской службы) настаивали на усилении центральной власти и на двухпалатной системе. Это вполне отвечало российским взглядам на устойчивое государственное обустройство, и князь призвал к власти консерваторов, введя в правительство даже и двух русских генералов. Народное собрание распустили, но новые выборы снова дали подавляющее большинство либералов.

В молодом государстве возник острый политический конфликт, и Александр Баттенберг решился на явный государственный переворот, Россия помогала готовить это тяжелое действие. В мае 1881 года он приостановил действие болгарской конституции, а главой правительства стал русский генерал Эрнрот, выборы в Великое Собрание при громадном влиянии на избирателей (в том число и русском) дали консерваторам победу.

Официальный Петербург был вполне удовлетворен, российская верховная власть благоволила князю, проявившему жесткую решимость. Ему даже пожаловали ежегодное пособие из удельных сумм в сто тысяч рублей.

Но вскоре между Россией и болгарским правительством консерваторов возникли серьёзные трения. И сперва на чисто экономической основе. Из-за строительства железной дороги. За её возведение заспорили группы русских и болгарских предпринимателей. Русские хотели строить стратегическую дорогу к Систру, а болгары – в австрийском направлении. Разногласия серьёзно углубились, и здесь русские дипломаты, кажется, проявили недостаточную информированность, заподозрив правителя Болгарии в неискренности.

И сделали ещё более резкий шаг: в Болгарию послали двух русских генералов – Соболева и Каульбарса. Фактически именно они и возглавили болгарское правительство, и начали весьма энергичные пророссийские действия. Но их энергия дала противный итог, болгар возмутили их грубые хозяйские распоряжения. И ими были уже в равной мере возмущены не только либералы, но и консерваторы.

Князь Александр Баттенберг увидел эту опасность и попросил убрать грубых неполитичных вояк, но Петербург ему в этом отказал. Генерал Соболев, несколько более дипломатичный, нежели его коллега, попытался в своих пророссийских действиях опираться на либералов, но было вполне поздно, потому что обе болгарские партии объединились в борьбе против русской опеки, и их общим девизом стало заявление: «Нам не нужно от России ни бича – ни пряника!»

Генералам пришлось уехать, и за этим последовал полный политический разрыв с Болгарией. В Петербурге негодовали на болгарскую неблагодарность, а в Болгарии упрекали русскую власть в явном стремлении к политической и экономической эксплуатации их страны.

Петербург пытался вмешаться в управление Восточной Румынии, которая сперва оставалась в ведении Турции. Но болгары правильно выбрали момент для присоединения Румынии. Александра Баттенберга фактически заставили принять титул правителя обеих Болгарий. Кажется, здесь русское правительство совершило непоправимую ошибку, высказав резкое осуждение болгарам за самостоятельные действия «вопреки желанию Императорского кабинета». Русские офицеры после этого были отозваны домой с болгарской службы. То есть Россия и словесно, и фактически не одобрила болгарское национальное воссоединение! Могло ли молодое государство стерпеть это?

Затем последовала война болгар с Сербией, и совсем не ожидавшаяся победа болгар. Недовольство России было нескрываемым, гнев Александра III теперь обрушился лично на князя Болгарии, царь считал его главным виновником болгарских самоуправства и неблагодарности. Он жестко высказал это болгарской делегации и этим углубил политический разрыв.

В Болгарии было неспокойно, прошла череда политических переворотов, и князь Александр Баттенберг уже и не желал править страной вопреки воле российского императора, но русский царь отказался иметь с ним какие-либо дела. И после этого уход Болгарии из сферы русского влияния стал неизбежным и необратимым.

В своей политике болгары стали опираться на Австрию, Пруссию, а Россия отвернулась от