Француз шумно выдохнул, а затем посмотрел на меня испуганным взглядом.

— Так что? Может быть, нам лучше вообще туда не ехать?

Я страдальчески закатил глаза. Такое ощущение, что ему тогда на трассе не ногу, а голову повредили. Нести околёсицу с такой завидной регулярностью — это талант, причём доступный совсем немногим.

Я уже открыл было рот, чтобы выплеснуть на него очередную порцию своего недовольства, как за спиной раздался жизнерадостный голос Мирона.

— Ну и забрались мы с вами, дорогие мои друзья! Андрюха, знаешь, вот теперь я окончательно поверил во все рассказы Вероники!

— Почему теперь? — отвернулся я от Еремеева, решив, что добить француза я всегда успею.

— А ты внимательно текст на плакате прочитал? — ухмыльнулся Мирон. — Город захватили в октябре сорок первого, а уже в декабре освободили. Всего через два месяца. И это при том, что на освобождение всего Белёвского района понадобилось ещё почти полтора года. Возникает резонный вопрос — зачем?

— Что зачем? — не понял я напарника.

— Зачем так срочно понадобилось освобождать город, — пояснил свою мысль Мирон. — Посмотри туда. Немцы наверняка сидели в монастыре, а наступать приходится через голое поле. Ты вообще-то в нормальном институте учился, сам оцени диспозицию. Два грамотно установленных пулемёта и класть пехоту можно батальонами. Только стволы меняй да и боеприпасы подноси вовремя. А танкам здесь едва ли пройти, да и дорога, сам видишь, какая узкая. Поле рыхлое, чернозём, речушка вообще какая-то противная, без моста её форсировать замучаешься.

— Тихо-тихо, — поднял я руки вверх в примирительном жесте. — Чего ты заводишься?

— Да просто город уж очень сильно загадочный, — объяснил свои эмоции Мирон. — И самое противное, что никакой точной информации. Неужели наш любимый полковник ничего не знает про местные реалии? Мог бы вообще-то поведать по старой дружбе.

Мирон Эдика недолюбливал, причём особо сильно даже не пытался скрывать это обстоятельство, но вот сейчас мне крыть было абсолютно нечем. Я даже как-то и не обратил внимания на даты взятия и освобождения города, а вот мой друг зацепился.

И вопрос-то, в принципе, абсолютно логичный. Что такого в этом городе, что понадобилось так срочно его освобождать?

— Ладно, чего уж сейчас плакать? — хлопнул себя по бёдрам Мирон. — Мы адрес знаем? Или прикажете по улицам ходить с протянутой рукой?

— Знаем, — процедил сквозь зубы Жан Мари. — Вот только мне кажется, что ваши эмоции сейчас неуместны.

Судя по всему, передышка не пошла Еремееву на пользу и в присутствии Мирона он решил включить режим большого начальника.

— Правда? — оживился мой напарник. — А ты видишь ситуацию как-то по-другому?

— Вы сами добровольно согласились помогать мне, — пожал плечами французик. — Я плачу вам деньги, вы оберегаете мою жизнь. Разве я что-то путаю?

— Ох, простите! — заёрничал Мирон. — Наверное, трудности перевода. Или во французском слова «охранять» и «сдохнуть» — это синонимы? Я вообще не понимаю, зачем ты с такой кучей денег куда-то поперся. Купил бы себе виллу. Или остров… Или… Не знаю, что там ещё у богатых принято покупать. Мы же зачем-то суём голову непонятно куда и всё это в атмосфере гнетущей неизвестности.

— Вы желаете увеличить ваш гонорар? — поднял бровь Жан Мари. — Или просто отказываетесь от его исполнения?

— Тьфу ты, — только и сплюнул Мирон. — Наверное, и впрямь трудности перевода. Поехали, давайте адрес.

Жан Мари посмотрел ему вслед с недоумением, а затем перевёл взгляд на меня. Я лишь ухмыльнулся и пожал плечами. Вспышка Мирона, конечно, была излишней, но зато наглядно продемонстрировала французу, что не всё в этом мире идёт гладко. Моё отношение к этому юноше тоже стремительно менялось на негативное. Я в очередной раз подумал, что с просьбами Эдика надо потихоньку завязывать. Одно дело, когда мы действительно стране помогаем, как в Калининграде, допустим. И совсем другой коленкор, когда вот таких богатеньких мажоров терпеть приходится. Так и хочется по-тихому удавить его где-нибудь в овраге. Ладно, надеюсь, что терпеть общество друг друга нам осталось недолго, а там хоть камни с неба.

Если честно, город Белёв при первом взгляде оставил у меня весьма грустное впечатление. Нет, в целом всё вроде как и неплохо. На улицах чистенько, мусор вроде не валяется, люди ходят по тротуарам, машины ездят по асфальту, но вот глобально…

Глобально за окнами джипа раскрывался ещё один умирающий оазис. Жизнь в городе теплилась эпизодически. Вот стайка туристов выбирается из огромного автобуса и штурмом берет магазин с незатейливым названием «Белёвская пастила». Вот несколько женщин в одинаковых платках что-то бурно обсуждают у входа в монастырь. Группа школьников считает деньги у входа в пресловутую «Пятёрочку». А дальше…

А дальше мы увидели покосившиеся деревянные дома, которые наверняка постоянно мечтали о ремонте, но не знали, как пожаловаться об этом своим хозяевам. Разбитые дороги, зияющие метровыми дырами и пролегающие буквально в двух шагах от центральной улицы. Тощие авоськи старушек, выходящих из магазинов и горестно вздыхающих при взглядах на цветастую рекламу.

Ещё один умирающий город. Сейчас при взгляде из салона дорогого автомобиля рассказ Вероники казался мне какой-то низкопробной байкой. Ну не может здесь находиться что-то особенное. Да, известная на весь мир пастила. Возможно, уникальные мастерицы, владеющие искусством белёвского кружева.

Но почему всего этого оказалось мало для развития такого маленького городка? Или местным ведьмам удобно жить в городе, который постепенно превращается в призрак?

Неужели нельзя было хотя бы туристический бизнес наладить на должном уровне при таком количестве достопримечательностей? Да одна только могила царевны при должной раскрутке должна была привлечь любителей мистики и экзотики со всего мира.

С царевной, кстати, история и впрямь любопытная. Я наткнулся на неё в сети абсолютно случайно, но успел прочитать по дороге, как минимум, двадцать заметок об одной из самых интересных загадок прошлого.

Виданное ли дело, жена целого императора Александра Первого, будучи неизлечимо больной, по пути из Таганрога в Петербург зачем-то завернула в Белёв и испустила последний вздох в доме купца Дорофеева.

Причём, на этом испытания императрицы не закончились. Запаянное в гроб тело отправили в Петербург, а внутренности зачем-то изъяли и похоронили под дубом во дворе дома. Зачем?

Мирон, когда я поделился прочитанной в интернете историей, задал точно такой же вопрос, но вот лично у меня ответа не было. Если честно, попахивает языческими ритуалами, но факт остаётся фактом. Самое интересное, что дуб вроде как растёт до сих пор, а в самом доме Дорофеева сейчас что? Правильно, отделение полиции. Почему правильно? Потому что более весёлой насмешки от судьбы сложно придумать.

По утверждению белёвских краеведов, кабинет начальника