и насилует дочь. Его сын страстно желает свою сестру. О чувствах матери и сына известно издавна. Решение брата жить с Аминатой Ивана сочла блестящим маневром и после этого на несколько месяцев обрела покой и счастье.

Но когда Иван собрался жениться на девушке, Ивана – хотя, собственно, сама и устроила этот союз – в глубине души почувствовала, что он зашел слишком далеко. Беременность подруги казалась ей недостаточным аргументом. В Ослиной Спине каждый второй ребенок не знал своего отца. А если и знал его по имени, то воспринимал как некое божество и обожал его на расстоянии.

Последним ударом для бедняжки стало открытие, что Иван заделался террористом и, в этом не было сомнений, участвовал в убийстве Кобры.

В один миг весь мир обратился в пепел. Где Иван? Где он прячется? Удалось ли ему добраться до Ниамея, чтобы улететь во Францию, как он писал в оставленном для нее письме? Находясь в крайнем отчаянии, Ивана обратилась к Малайке, знаменитой ясновидящей, которая могла открыть тайны будущего. Та жила в уже известном нам квартале Кисуму Банко, а родом была из Бенина, страны, славящейся прорицателями и колдунами. Она долго прожила в предместье Парижа, где «занималась» карьерой популярных политиков, представителей правого толка. Но, когда они с треском проиграли последние выборы, предсказательница оказалась на грани нищеты и была вынуждена искать убежища у сестры, поселившейся в Мали. Это была дама выдающихся размеров, весом под сто килограммов, однако двигалась при этом с поразительной легкостью.

Как большинство тех, кто утверждает, будто способен проникнуть в неведомое, она окружила себя десятком горящих свечей, выдержала паузу, а затем изрекла:

– Я вижу вокруг себя кровь, повсюду кровь. Чтобы узнать ее источник, узнать, откуда она, принеси мне деньги.

После чего назвала сумму столь огромную, что Ивана подскочила на месте. Как она может добыть такие деньги, когда ее лучшие знакомые – истощенные от голода гриоты с пустыми карманами, единственное богатство которых музыка? Ивана нетвердой походкой вышла от Малайки, решив, что ноги ее больше здесь не будет.

Мы уже описывали Кисуму Банко – район густонаселенный и грязный, где раздавались мелодии всех стран третьего мира. Здесь можно было услышать регги и сальсу, смешанные резкие звуки хип-хопа и угрюмого речитатива рэперов. Мужчины, разгуливающие в поисках приключений, так и норовили пристать к красавице Иване, которая, казалось, ничуть не страшилась ночной тьмы.

А на следующий день за ней приехала полиция. С предельной вежливостью ее проводили в большой внедорожник, где уже сидела Амината. Девушки обнялись и горько заплакали, но Амината успела прошептать подруге:

– Говорила мне Аиссата, не связывайся с ним, сомнительная у него компания.

В тот же день ближе к вечеру в камеру, где томилась Ивана, вдруг явился Абдураман Суа. Девушка уже была с ним знакома. Сама она ничего не делала, чтобы привлечь внимание этого воздыхателя, у которого и так уже было две жены, одна из которых, писаная красавица, была родом из Могадишо[56]. Но однажды, когда Ивана пришла к казармам Альф Айя, чтобы посмотреть на боевую подготовку солдат, то попалась ему на глаза. После этого он настоял, чтобы они с братом пришли к нему в гости на стаканчик биссапа: там их встретила роскошная обстановка – диванчики, обитые белой и темно-синей кожей, стены, завешанные дорогими тканями.

– А ведь это один из наших лучших рекрутов! – сказал хозяин, бросая на Ивана теплый взгляд.

При этих словах Ивана сильно удивилась – она прекрасно знала, что ее брат терпеть не мог все эти военные выкрутасы. Но Абдураман уже сменил тему и принялся рассказывать о том времени, которое провел на Гаити:

– Этот остров – истинное чудо! Творческая энергия у людей бьет ключом, – разглагольствовал он. – На рынках Порт-о-Пренса продается местная примитивная живопись. Вы знаете, что это такое?

Брату с сестрой было нечего ответить на этот вопрос. В Гваделупе проживало немало выходцев с Гаити, но были они вовсе не художниками, а несчастными забитыми батраками, вынужденными выполнять самые тяжелые работы. Да и Вика, подруга Лансана, тоже расписывала им незавидную жизнь своих соотечественников.

Абдураман же настаивал:

– Живопись для них – нечто вроде волшебного снадобья, которое, несмотря на все невзгоды, придает тому, кто отведает его, силу и отвагу.

И хотя во время того визита Ивана помалкивала, она превратилась для Абдурамана в объект горячего желания. Он дошел даже до того, что пришел просить руки девушки у Ламинá Диарра, ее родственника, после гибели Лансана принявшего обязанности старейшины рода в их жилище.

Так вот, вечером после ареста Абдураман вошел в камеру к Иване с крайне угрюмым видом.

– Ты свободна, – сказал он девушке, указывая на дверь. «Свободна?» Она глядела на него, не понимая. Он продолжил: – Я слишком люблю тебя, и ты не должна страдать. Иди домой.

– Значит ли это, что мой брат невиновен? – спросила она.

Абдураман тяжело покачал головой:

– Нет, он виновен, у нас есть доказательства.

И Ивана вернулась домой, где ее никто уже не ждал, а некоторые из жильцов даже радовались ее аресту. С того дня она жила словно во сне, машинально одеваясь и принимая пищу, и даже ухаживала за детишками, порученными ее заботам, словно не видя их. Единственным спасением от одиночества были вечерние трапезы с Аминатой – та же теперь только и делала, что превозносила Ивана до небес. Послушать ее, так он был и нежным, и внимательным, и постоянно хотел заниматься с ней любовью. Ивана, знавшая, что все это не больше чем самообман, не пыталась возражать подруге. Занятая другими мыслями, она только однажды спросила ее:

– А ты не видела каких-то изменений в его поведении? Не заметила, когда он стал радикалом?

Но Амината только отмахнулась:

– Радикалом, говоришь? Что ты имеешь в виду? Он вел себя как образцовый мусульманин, вот и все. Никогда не пропускал молитв, читал Коран. Ты бы видела экземпляр, который он оставил у меня, – сплошь в его пометках! Иван не курил, не пил, раздавал милостыню бедным. Разве это называется «радикал»?

Ничего нового Ивана не услышала. По темным пустынным улицам она вернулась домой. А жилище Диарра не собиралось погружаться в сон. До самого рассвета там раздавались ритмичные звуки музыки. Кто-то перебирал струны коры и напевал под ее аккомпанемент традиционные мелодии. Кто-то играл в шашки или, чаще, в карты – в белот. То и дело раздавались выкрики:

– Белот! Белот! Туз червей!

А иные вели невеселые беседы на тему, занимавшую многих: настоящий исход африканцев-эмигрантов в Европу по