Туманом. До темноты мы успеваем лишь углубиться в лес, а к следующему полудню я уже могу слышать шум реки. Перебросив одну из сумок Рутилу, чтобы было легче, Туман пришпоривает коня, веля скакать быстрее. На берегу, когда до воды не больше десятка метров, я спускаюсь на землю, на ходу сбросив сапоги и стягивая рубаху, оставаясь лишь в штанах и нагрудной повязке, широкими шагами захожу на глубину и, втянув в легкие воздух, ныряю. Течение кружит меня в водовороте, тревожа рану. Кровь расходится, вода обнимает, лечит.

Придет день, когда я не стану убегать от Ардара. Я дождусь. Я терпелива.

А до тех пор вся моя ненависть — ему.

Глава 6

Вынырнув и вдохнув, снова ухожу вниз.

Река могла бы унести далеко отсюда, будь я свободна, но обещание держит не хуже тяжелого валуна, и его не смыть водой. Когда рана успокаивается, отталкиваюсь ото дна и всплываю на поверхность. Течением отнесло левее от места ночевки, а Туман уже разводит костер. Скользя босыми ногами по камням, выбираюсь на берег, подбираю брошенную одежду и присаживаюсь к огню. Растрепав мокрые волосы, вытираю их рубахой и снова сплетаю косы, подставляю костровому жару то один бок, то другой.

— Что за след у тебя на плече? — спрашивает Туман, присаживаясь напротив.

— Укус. — Я безотчетно касаюсь отметины от зубов Калы чуть выше правой лопатки. Ей уже много лет, целых восемь. Мне было столько же, когда Ардар забрал нас. Моей дочери могло быть восемь. Или прошло девять лет, и мне уже двадцать пять? Я совсем потерялась в днях, следя только за ночным небом и красной планетой.

Кала тут же отзывается, чувствуя прикосновение к метке, связующей нас. Она готова выпрыгнуть и драться за меня, но я не зову, нет нужды. Все спокойно, просто я тоскую по ним, и даже простые воспоминания угнетают.

— Какой сегодня день, Волк? — Я натягиваю сырую рубаху на тело.

— Солнечный. — Он не отводит взгляда от огня. — Я не видел раньше таких следов, какой зверь?

— Зубастый.

Туман хмыкает и смотрит на меня сквозь языки пламени. Пристально, словно ожидая еще одного откровения. Он криво улыбается, поняв, что о своем говорить не стану.

— Жуткие у тебя глаза, — спокойно произношу я. — С детства такие, или прогневил Богов?

— Если и прогневил, то до рождения. Мать потому Черным Туманом и назвала. — Пожав плечами, он все так же наблюдает за мной, лениво шевеля длинной веткой в костре. И пока разговор не стал личным, после чего он сможет требовать от меня правдивых ответов о прошлом, поднимаюсь на ноги и снова ухожу к реке. Пусть думает, что я сбегаю от его взгляда, пусть считает, что это победа.

— А как тебя назвала мать? — он спрашивает вдогонку, сам не поднимается.

— Тебе разонравилась «жрица»?

— Неудобно. Имя сподручнее.

— Дай мне имя. — Я слегка поворачиваю голову, готовая получить новую кличку.

— Это опять что-то божественное? Если скажешь, как тебя зовут, продашь мне душу?

Я улыбаюсь, Туман даже не догадывается, насколько близок к правде.

Вдалеке появляется конь Рутила, бредет устало, и хаасы спешиваются, едва завидев нас. Сапсан забирает пару сумок себе на плечи, а лошадь они ведут под уздцы. Туман поднимается им навстречу, вместе они перебирают запасы, перекладывают их, учитывая разницу в весе между наездниками, стелют тряпки для ночевки, жарят мясо на ужин, на этот раз с солью и перцем. А я стою у реки, почти касаясь воды, до тех пор, пока хаасы не затихают. Смотрю в небо на загорающиеся звезды. Мне совсем не хочется спать, и только унылая рассудительность заставляет лечь на землю рядом с костром, ибо завтра я заставлю хаасов гнать лошадей во весь опор, чтобы наверстать потерянные из-за раны дни, и лучше держаться в седле крепко. Перед тем как заснуть, проверяю в кармане лист от Иаро.

Следующим вечером я снова держусь в стороне, пока Туман не заставляет сесть рядом и следить за мясом на огне, потому что сам он занят тем, что проверяет целостность охотничьих снастей, и стеречь меня не может, а значит, мне надлежит находиться на расстоянии вытянутой руки. Я еще помню принесенный сахар и, как прирученная собака знаю свое место, потому без лишних отговорок сажусь напротив, снова наблюдая суровый взгляд сквозь всполохи огня. Рутил заводит привычную тихую песню, натачивая топор, а Сапсан перечитывает записи, порой косясь в мою сторону. Я легко улыбаюсь, поймав один такой изучающий взгляд. Что-то у него опять не сходится.

Подтянув колени к груди и уложив на них руки, а поверх — подбородок, я отрыто смотрю на Сапсана. Мне не хватает разговоров с ним. Я знаю, что сейчас его гложет любопытство о Древних Богах, но он не задает вопросов, стесняясь остальных. Сапсан не ищет выгоды, узнавая новое, он пытается разобраться в том, что Боги нарочно спутали. Может быть, я даже могла бы довериться ему. Ведь есть Иаро, который просто дал мне уйти, ничего не потребовав взамен, может, и Сапсан такой. И если попросить, он поможет освободиться.

Я смотрю на него. Он юн и добр, немного наивен, но верный. Славный малый.

Сапсан бросает на меня очередной взгляд и, уже поймав мой, скупо улыбается от неловкости.

Нет. Ты не предашь свое волчье племя, как я не предам свое.

— Пойду воды принесу, — объявляю всем и, повернув мясо на огне другим боком, собираюсь встать.

— Я схожу. — Вскакивает Сапсан и торопливо уходит к реке.

Меня смешит эта готовность помогать, даже когда не просят, и, провожая его взглядом, натыкаюсь как на каменную кладь на суровые, злые глаза Тумана. От растерянности даже поднимаю вверх руки: я не ворожу, нет моей вины. Туман выглядит так, будто собирается снова проткнуть мою ладонь ножом, я чую от него ярость вперемешку с ненавистью. Это не страшит, особенно когда рядом вода, но меньше всего сейчас мне нужна очередная рана.

— Я ничего не делала.

Даже Рутил перестает петь, ощутив напряжение.

— Ну-ка пойдем. — Отложив топор, он тянет за рукав Тумана. Тот упирается:

— А с ней…

— Да не надо ее охранять, не понял еще? — в сердцах восклицает Рутил и уводит Тумана далеко в сторону, я даже не могу увидеть их за кустами в темноте. И не подслушиваю. Возвращается Сапсан и, застав меня у костра в одиночестве, протягивает флягу, вопросительно кивая. Я пожимаю плечами. Мне не интересно.

— Расскажи об озере, из которого вышли Боги, — почти шепотом прошу я, вновь перевернув