Шрифт:
Закладка:
— Перезаряжай!!! Твою ж…
С дороги раздались ответные выстрелы — и чья-то пуля, выпущенная на звук моего крика, вжикнула совсем рядом, срезав верхушку камыша! Я поспешно пригнулся, ругаясь на собственную глупость: «орелики» в драгунах может и без году неделя — но стрельцам большинство из них служит не первый год. И без моего приказа разобрались бы, что нужно перезаряжаться! Нет же, обозначил себя в роли цели — вон, вторая пуля ударила в грязь буквально у правой ноги!
А в следующую секунду я услышал громкое лошадиное ржание; кто-то очень крупный вломился в камыши, следуя именно в мою сторону, заставив сердце пропустить удар… Но правая моя рука словно бы непроизвольно легла на рукоять пистоля, засованного за пояс. А вот когда пальцы крепко ее стиснули, я уже вполне осознанно рванул оружие, одновременно с тем выпрямляясь — и нацелив ствол на въехавшего в камыши всадника, поднявшего саблю для удара!
Выстрел!
Дуло пистоля выбросило сноп огня и пулю — но за секунду до того заржал поднятый на дыбы жеребец; хоть я и выстрелил с двух шагов, но промахнулся из-за внезапного рывка коня! В следующее же мгновение я бросился вправо, едва увернувшись от замолотивших по воздуху передних копыт польского дестриэ… Падение, перекат! И я рванул из-за пояса второй пистоль…
Выстрел!
Оглушительно завизжал раненый в грудь конь, рухнув в камыши; в этот раз я стрелял наверняка — в жеребца. Но его опытный всадник сумел освободить ноги из стремян и выпрыгнуть из седла до того, как скакун бы его придавил…
Не желая дарить вору лишнего шанса, я рванул к нему навстречу — и едва не пропустил длинный выпад вражеского клинка! Хорош лях, с колен — и как точно ударил!
Обычно саблями не колют — однако острие елмани вполне может вспороть живот или серьезно ранить грудь, или лицо простым прямым выпадом… Враг меня едва не подловил. Скорее рефлекторно, чем осознано, я шагнул вправо — и одновременно с тем с силой рубанул по клинку противника! После чего широко рубанул саблей уже от себя…
Оружие поляка ткнулось до того в грязь под нашими ногами — но от моей атаки тушинец сумел уклониться, отпрянув назад. В следующий же миг он рванул клинок к себе, закрываясь от нового удара! Не успел контратаковать, когда был открыт я сам… И я не обманул ожиданий вора, со всей возможно силой рубанув по корпусу с шагом правой вперёд! Однако лезвие моего оружия ожидаемо приняла плоскость вражеской сабли… Вот только эта атака была обманкой. И, отразив ее, враг пропустил сильный, высекающий удар левой под свою правую, опорную ногу!
В отличие от единоборств, стойка у правши-фехтовальщика обычно правосторонняя — правой рукой он рубит, выставив вперед также правую ногу. И потому выбить ее кекушиновской подсечкой не составило большого труда!
А в следующий миг моя сабля рухнула вниз, добивая оказавшегося таким непростым противника…
Расправившись с ляхом, я на мгновение замер, тревожно оглядевшись по сторонам — и злобно выругался сквозь зубы: или мои орелики оказались напрочь косыми, или примерно половина драгун, не имея возможности договориться, стреляли в одни и тех же тушинцев! Потому как не меньше двух десятков воров (включая и арьергард) пережили залп, ворвавшись в камыши с дороги. Мало того, к месту схватки спешат и четверо панцирных всадников головного дозора! Увы, только одного из них я успел снять — а теперь и вовсе остался без заряженного оружия…
И что самое страшное — не только я один. Весь полуэскадрон вынужден вступить в ближний бой с опытными польскими и литовскими кавалеристами с одними саблями в руках! Да ещё и в рассыпном строю…
Глава 15
…— Ратники с кремниевыми пищалями — отступить в воду, перезарядиться! Остальные — рубите лошадей по копытам!
Следуя собственному приказу, я рванулся в сторону от четверых панцирников, уже вломившихся в камыши — на очередном шаге увязнув в илу и выдернув из сапога ногу; мгновением спустя стопа левой погрузилась в студеную воду и вязкую жижу… Но и тяжелые жеребцы литовских всадников мгновенно потеряли темп, вступив на топкий берег. Так что я успел уйти в сторону от врага — перекинув саблю в левую руку и самым острием елмани зецепив левую переднюю ногу ближнего ко мне скакуна! Клинок рвануло в руке так, что я едва удержал рукоять, кисть при этом пронзило острой болью… Но и не остановивший своего бега конь ожидаемо завизжал — и, поджав раненую ногу, тяжело рухнул в воду, в ил!
На этот раз мне достался менее расторопный противника — а может, все дело в тяжелой броне? Так или иначе, враг все же успел освободить ноги из стремян и даже покинуть седло до падения скакуна, а вот встать — уже нет. И когда я подлетел к литовцу, перекинув саблю в правую руку, тот поднялся лишь на четвереньки. От рухнувшего сверху клинка панцирник еще успел закрыться блоком вскинутого над головой палаша — но прямой удар стопы в лицо вновь отправил его в грязь…
Я уже было собрался добить тушинца — но тут впереди грохнул выстрел, и что-то тяжелое рвануло левый бок, заставив меня вскрикнуть от боли! Потеряв равновесие, я едва ли не упал на колени; между тем, перевернувшись на спину, начал подниматься мой первый противник — когда как второй панцирный всадник, пришедший на помощь товарищу, кинул разряженный пистоль в седельную кобуру, и, оголив саблю, направил скакуна в мою сторону!
— Н-н-а-а-а!!!
Осознание того, что меня сейчас вот-вот прикончат, придало сил — и неожиданно резко (даже для себя самого!) рванув к спешенному врагу, я рубанул наискосок по диагонали, прочертив клинком короткую дугу по направлению к его шее! Литовец попытался было вновь закрыться блоком — но, не восстановив равновесия после прошлого падения, неудачно подставил руку под мой удар… Широкая елмань, венчающая мою саблю, срубила кисть врага чуть пониже запястья — а после вогнала кольчужные кольца мисюрки прямо в плоть отчаянно закричавшего тушинца!
От полетевшей уже в мою голову сабли второго панцирника я увернулся, плюхнувшись животом в ил… Литовец осадил коня прямо напротив меня — но из-за вязкой жижи не смог достаточно быстро развернуть
