Вообще огонь! Оксана, отзовись! Дэн УДОВЛЕТВОРИЛ твои ожидания?

Что-то мне подсказывает, что Дэн её во все дыры удовлетворил. Полдень, а она молчит

Трусы хоть чистые надела?

Блин, я вообще не помню, надевала ли она трусы.

ДЕВОЧКИ!

Нет, ну что за катастрофа? Они уже обсуждают мои любовные похождения. Во всех пикантных подробностях, даже присылают кадры из порнофильмов в качестве «примеров поз», в которых мы обязательно должны попробовать отлюбить друг друга.

Ужас!

Мне даже читать их переписку стыдно, ибо в какой-то момент там начинается полное непотребство.

О, проснулась, развратница! Как дела?

Прилетает от Маринки после моего гневного вопля. Катька тут же добавляет:

Взяла попкорн, жажду подробностей. Жги, Окс

Да черта с два. Не дождутся.

Хотя воодушевление Марины меня настораживает. Мне начинает казаться, что у неё отложенная реакция на предательство, но завтра – или через день, через неделю, через месяц – подругу накроет осознанием. С этим нужно что-то делать, причем срочно. Сегодня же вечером обсудим с Катей план действий.

Я отбрасываю телефон на прикроватную тумбочку и откидываюсь на подушке. Надо вставать, умываться и приводить себя в порядок, ибо после пьянок я всегда похожа на худшую версию самой себя. Грустную такую алкоголичку, с растекшейся тушью и всклоченными лохмами.

Увы, навести марафет не успеваю.

– Доброе утро, – зевает Костров, чмокнув меня в висок.

– Доброе, – отворачиваюсь, чтобы не палиться раньше времени.

Испугается же, сбежит. А с мамой кто знакомиться будет?

– Пойдешь в душ? – спрашивает Денис, да только рука его скользит под одеяло и оглаживает низ моего живота, жирно намекая, что мытьем делом не ограничится.

Наверное, я нимфоманка, но тело откликается безоговорочно, дурманящая сладость растекается по позвоночнику, сосредотачивается между бедер. Мне хочется податься вперед, ощутить тяжесть руки ниже.

Как можно добровольно отказаться от Дениса?..

– Значит, пойдешь, – правильно расценивает он мой стон и прихватывает мочку уха зубами. – Так что ты говорила насчет второго раунда?..

***

Стыд.

Вот что ты испытываешь, когда несешься к парню со всех ног после пар, но до сих пор запрещаешь ему приближаться к тебе в институте, потому что боишься огласки. Когда у тебя срывает крышу, стоит ему прижать к себе крепче: в общественных местах, наедине, в супермаркете. Когда в разговоре ты избегаешь называть его имя, потому что сама не знаешь, что между вами происходит.

Ты мокнешь от его голоса, но ты же напоминаешь себе: всё это ненадолго, не зазнавайся.

Целый месяц встреч и ночных разговоров на узкой кухоньке. Месяц страстных стонов и темных мыслей, что появляются всякий раз, стоит остаться в одиночестве.

Месяц стыда.

Мне стыдно перед собой и перед Денисом. Стыдно перед Мариной, которая пустилась во все тяжкие с каким-то барменом из ночного клуба. Стыдно перед Катькой, которой я не рассказываю всей правды о наших с Костровом отношениях.

Я боюсь будущего. Боюсь своей реакции. Боюсь того, что однажды всё кончится, а я притрусь к Денису как бездомная кошка.

– Ты больше не ходишь в клуб? – спрашиваю его как-то раз, когда мы гуляем по набережной (как обычная пара!) и даже держимся за руки.

– Мне незачем, – отвечает спокойно, чуть сжав мою ладонь. – Как-то не хочется драться. Нечего выплескивать. Странное чувство, если честно. Непривычное.

Костров пожимает плечами, а я медленно киваю.

Странное чувство – точное определение тому, что я сама испытываю. Полное непонимание ситуации, неумение держать её под контролем.

Это уже не дружба, но ещё не отношения.

Промежуточная стадия, которая в любой момент может обломаться о суровую реальность.

Опасаюсь ли я этого или втайне надеюсь, что однажды мы расстанемся, и меня перестанут глодать бесконечные сомнения?

И стыд исчезнет.

Чертов стыд, заполнивший мои легкие, ворвавшийся в каждую альвеолу. Терзающий. Рвущий. Саднящий.

– Как подготовка к последнему экзамену? – Костров смотрит насмешливо, потому что последний экзамен по экономическому анализу, а принимать его будет один небезызвестный аспирант, ведь наш основной преподаватель опять слег в больницу.

– Думаю подкупить экзаменатора, – улыбаюсь, замирая перед светофором.

Снег усиливается, колет щеки. Остужает горящую кожу. Рядом с Костровым не бывает холодно.

– Он у вас настолько коррумпирован? – уточняет Денис, неодобрительно цокнув.

– Угу, а ещё падок на молоденьких студенток. Не переживай, я выучила четыре билета, осталось всего-то тридцать семь.

– Не переживаю. – Снег начинает валить, закрывая обзор, и поднявшийся ветер срывает дыхание; идти попросту невозможно, кажется, что нас снесет в реку. – Как насчет того, чтобы переждать в каком-нибудь кафе? Смотри, пышечная.

Денис указывает на вывеску, где изображена чашка кофе и гигантская плюшка с глазами. Внутри, за панорамными окнами, болтают, веселятся, греются счастливые люди.

Но разве мы заслужили пышки?

Почему же мне настолько тяжело смириться с тем, что у нас может быть всё хорошо?

Почему каждый день как последний, и мне всё сложнее верить в счастливое будущее?

Глупый женский мозг, который сам выдумывает себе проблемы.

Уф.

– Идем, – сдаюсь я. – Заодно расскажешь мне про ликвидность бухгалтерского баланса.

– Не имею понятия, о чем ты, – усмехается Денис, а затем добавляет скучающим тоном: – Под ликвидностью бухгалтерского баланса понимается степень покрытия обязательств организации ее активами… что-то там про оборот денег. Запамятовал. Но обещаю, что после сытного обеда вспомню.

– Ой, всё, – показываю Кострову язык.

Не представляю, что ждет нас завтра, зато точно знаю, что сегодня будут пышки, сахарная пудра на губах и поцелуи со вкусом молочной пенки.

***

Ура! Сессия закрыта, и чемоданы собраны.

Как я сдавала экзамен Кострову, отдельная история. Разумеется, я вытащила тот единственный билет, который не учила, потому что «Да не может мне попасться этот бухгалтерский баланс». Может. К балансу в довесок досталась задача, тоже про ликвидность.

Короче говоря, стопроцентное попадание.

Следующие полчаса я проклинала себя, Дениса, пышки и всё кругом. Затем поднялась, продефелировала к преподавательскому столу и выложила перед Костровым бланк, на котором размашистым почерком было написано всего три слова: «Тупые. Бухгалтерские. Балансы».