Я распорядилась подать мне немедленно горячего чая, а сама с тихой радостью наблюдала за тем, как сестра с любопытством перелистывает страницы книг. Чтобы улучшить ее знание языка, я стала покупать любимые романы в оригинальном варианте, то есть без перевода и, как бы она не кривилась вначале, сейчас читала их с восторгом и даже пересказывала мне некоторые истории.

Слушать эти сказки о «настоящих чувствах» я не любила, но терпела изо всех сил: мне было приятно знать, что маленькая мечтательница все еще живет в ее сердце.

Я перебирала в уме все то, что успела переделать, оказавшись в городе, и как ни странно мне удалось сделать больше запланированного, хотя я и чувствовала себя сейчас выжитым лимоном.

Знаете, после того, что отец с нами сделал — с НЕЙ сделал, я не могла свыкнуться с мыслью, что он будет где-то там отравлять жизнь кому-то еще. Я хотела убедиться в том, что полученная им от меня текстильная фабрика не принесет никакого дохода и будет способствовать его разорению. С одной стороны, я давно знала, что предприятие это может приносить реальную прибыль, но для этого ему требуется ряд вложений, замена оборудования, новые поставщики сырья и много еще всего. Но с другой стороны, если всего этого не сделать, вскоре оно должно было стать настоящей головной болью, постоянно снижая конечную прибыль, и при этом за него нужно было платить налог, соответствовать плану производства и поставлять продукцию в объемах, указанных в заключенных с фабрикой договорах.

Я не могла больше ждать, все думала: «А что, если отец разберется во всем и таки доведет дело до ума? В конце концов, он не был глупым человеком!»

Именно из-за этого я впервые после падения вышла в свет, терпела расспросы назойливой публики и глупость светских львиц.

Благодаря Иллариону Павловичу, мне стало известно, что некий князь Сорочинский имеет кое-какие связи в сфере государственного контроля, знает нужных людей, способных помочь мне осуществить задуманное.

Мой план был прост. Для начала я преподнесла себя, как даму, может быть, и не слишком разбирающуюся в делах (еще бы — ни во что другое мужчины не способны поверить!) и очень беспокоящуюся о благополучии простого народа. Я рассказала о некоем предприятии, в котором предположительно имеются кое-какие нарушения, которые могут отрицательно сказаться на здоровье трудящихся там людей. Сорочинский был человеком деловым, и его мало волновал рабочий класс, но вот мысль выслужиться, раскрыв серию крупных производственных нарушений, пришлась ему явно по душе. Другими словами, выставив себя глупой и недалекой (действительно, кому ж есть дело до какого-то там бесправного скота), я фактически подкинула ему идею, где бы можно было неплохо поживиться.

Успокоив меня, что нет ничего страшного и волноваться совершенно не о чем, он поспешил откланяться и направился в сторону местного ревизора, ну а я была уверена, что даже если папочка откупится — это будет приличный удар по его карману!

Сегодня я узнала, что проверка у отца действительно была, так что осталось только ждать!

После ужина я вернулась к своим делам, запершись в кабинете с новой папкой: там у меня хранились ведомости от старост с западных владений графа, я лишь мельком глянула их и не смогла ничего разобрать в этих цифрах: ну что там может быть интересного и особенного? Как я должна была контролировать объем собранного урожая и полученных за него денег? В конце концов, на урожай влияет целая масса факторов: погода, вредители, пожары, урожайность сорта, добросовестность тех же старост, своевременно осуществляющих уход за посевами! Я нахмурилась, стала искать бумаги за прошлый год — суммы сильно отличались, посмотрела позапрошлый год, потом еще позже… потом нашла подноготную с восточных земель и озадачилась так, что и голова разболелась.

В итоге решила, что тут нужно бы разобраться, были ли в действительности пожар и неурожай в этих или хотя бы соседних землях, потому как все походило на то, что после смерти графа кое-кто решил разжиться за мой счет! И обеспокоиться этим вопросом нужно было, конечно же, намного раньше, а не когда за окном уже снег и все что и было заработано непосильным трудом крепостных, уже переправлено на мой счет, а так же растрачено, припрятано, поделено так, что и крайних найти нелегко будет! И если я не разоблачу этих наглецов сейчас — потом они будут красть еще больше!

Я сгребла бумаги в кучу, потушила лампу и отправилась к себе, стараясь не шуметь и не тревожить сестру.

— Эй, ты чего это не спишь? — возмущенно шикнула на нее, застав ту в кровати с томиком французского романа в руках.

Алиска вздрогнула и торопливо припрятала книжку под подушку, потом посмотрела на меня с хитринкой в глазах и так же тихо, как и я, прошептала.

— Тебя вот жду!

Я усмехнулась: невозможно было на нее злиться, лично у меня это никогда толком не получалось.

— Интересная книга? — как бы невзначай спросила я, укладываясь в расправленную постель.

— Очень! Ты не представляешь! Ах, Ри, я так хочу побывать там! — мечтательно прошептала она.

Я на мгновение замерла.

— Хочешь отправиться в путешествие? Ты же из дома-то выйти трусишь? — с сомнением переспросила я.

— Я знаю, но… ах, если бы только мне достало смелости на это!

— Спи, мечтательница, и, может быть, когда-нибудь МНЕ достанет смелости взять и утянуть тебя в заморские земли, несмотря на все твои глупые страхи и опасения!

Я потушила последнюю свечу и натянула одеяло повыше. Никто не посмел бы запретить нам кричать и петь по ночам во все горло, однако эта старая привычка маленьких затворниц нам нравилась, и мы продолжали общаться с ней по вечерам в полутьме одинокой свечи, шепотом, по средствам тихих фраз и красноречивых жестов.