основании анализа тех событий, а также изучения стилистики всех писем Либерия он заключил, что папа подписал третью сирмийскую формулу, хотя и не омоусианскую, однако далекую от арианства, свойственного сирмийским омиям, победившим в 355 г. на Соборе в Медиолане[366]. В. Самуилов подверг концепцию К. Гефеле обстоятельной критике, в рамках которой сформулировал вывод, представлявший собой утверждение того, что Либерий под воздействием верного омиям Фортуната, епископа Аквилейского, подписал именно вторую сирмийскую формулу[367]. А. А. Спасский, также признававший факт отступничества Либерия в 358 г., так характеризовал сущность рассматриваемой проблемы: «Вопрос о так называемом падении Либерия, то есть вопрос о том, какую формулу он подписал, принадлежит быть может, к числу наиболее спорных вопросов, трудность которых, впрочем, более зависит от конфессиональных, чем исторических причин»[368]. Среди современных исследователей факт подписания Либерием второй сирмийской формулы уже не оставляет сомнений[369].

После того как Либерий поддался давлению омиев, а восточные омиусиане выразили готовность после своего Анкирского Собора 358 г. отправиться в Сирмиум для переговоров с лидерами омийства, в результате которых была составлена третья сирмийская омиусианская формула, последние были заинтересованы в выработке такого нового вероопределения, которое явилось бы оптимальным выражением омийского арианства, пригодным для предъявления на готовящемся Вселенском Соборе западным омоусианам, как казалось, уже побежденным, и, вместе с тем, приемлемым для отрицавших арианскую подчиненность Сына Отцу восточных омиусиан. Такой документ был представлен в начале нового 359 г. на очередном совместном совещании омиев и омиусианских представителей в Сирмиуме и был подписан 22 мая того же года семью епископами: от балканских омиев Урсакием и Валентом, который, впрочем, уклонялся от подписания, от восточных омиусиан Марком Аретузским, Василием Анкирским, Георгием Александрийским, Германом, Ипатианом и группой пресвитеров и диаконов.

Эта «датированная вера», получившая известность под именем четвертой сирмийской формулы, была по сути омийским изложением веры, согласно которому Христос ὅμοιον τὸν ϒἱὸν τῷ Πατρὶ κατὰ πάντα (подобен Отцу по всему), причем выражение κατὰ πάντα было видимой уступкой омиусианам, хотя по сути ни о каком подобосущии в данном документе речи не было. «Подобие во всем» – единственно возможная характеристика отношения Сына к Отцу – означала невероятное упрощение всей церковной триадологии. По сути, четвертая сирмийская формула отрицала за богословами возможность выразить Тайну Св. Троицы в онтологических терминах св. Афанасия Александрийского: в категориях сущности (οὐσία) и ипостаси (ὑπόστασις), тем самым никейское вероопределение оказывалось в очередной раз вычеркнуто из числа допустимых богословских формул. Подчеркивая главенство подобного во всем Отцу Христа над всеми сущностями, авторы четвертой сирмийской формулы тем самым онтологически помещали Христа на один уровень с этими сущностями, ибо для них рождение Сына представлялось всего лишь первым актом в бесконечной череде творений. При этом Святой Дух в рамках богословия четвертой сирмийской формулы воспринимался только в качестве утешающей благодати, посылаемой Сыном[370].

Принятие четвертой сирмийской формулы означало компромисс восточных омиусиан с омиями, развязавший руки последним на пути к созыву проарианского Вселенского Собора. Подписание четвертой сирмийской формулы осуществилось в начале консульства братьев Евсевия и Ипатия, и указанное обстоятельство было с жестокой иронией воспринято св. Афанасием[371]. Как писал св. Афанасий, «если же, по словам их, вера имеет начало с нынешнего ипатства, что тогда делать отцам и блаженным мученикам. Что и им самим делать с теми, которые ими были оглашены и почили прежде этого ипатства? Как пробудить их, чтобы изгладить в них, чему, повидимому, были научены, а всеять, что изобретено и написано ныне?»[372].

К моменту подписания четвертой сирмийской формулы подготовка Вселенского Собора осуществлялась в полном объеме. Первоначально собрать Собор предполагалось в Никомедии, однако из-за землетрясения, разрушившего необходимые здания, Констанций вместе с лидерами омиев решил разделить Вселенский Собор на две части: западную и восточную, при этом восточные епископы должны были собраться в конце лета 359 г. в Селевкии Исаврийской, а западные уже съезжались в начале лета в италийский приморский город Аримин (ныне Римини)[373]. Рассматривая историю этих событий, А. В. Карташев высказал достаточно аргументированное предположение, согласно которому Урсакий Сингидунский и Валент Мурсийский специально настояли на раздельных заседаниях, чтобы западные и восточные епископы, встретившись в одном месте, не разрешили противоречия между омоусианами и омиями и не выразили учение о единосущии в новых взаимоприемлемых терминах[374]. Если на Соборе в Селевкии наметилось противостояние малоазийских омиусиан и аномеев, обосновавшихся в Антиохии, то в Аримине назревала напряженная борьба между торжествующими балканскими омиями и оставшимися непреклонными западными омоусианами.

Источники сообщают различные сведения относительно числа епископов, собравшихся для участия в Ариминском Соборе. Никакого поименного списка епископов не сохранилось, впрочем, вряд ли он существовал когда-либо. Все древние историки и очевидцы Собора свидетельствуют, что количество приехавших западных иерахов было чрезвычайно большим, даже более значительным, чем количество участников I Вселенского Собора в Никее, и на эти сообщения исследователи всегда обращали особенное внимание. По свидетельству св. Афанасия Александрийского, на Ариминский Собор прибыло более четырехсот епископов – цифра колоссальная[375], причем омоусианских епископов на Соборе было около двухсот[376]. Сульпиций Север также указывал, что на Ариминском Соборе присутствовало более четырехсот епископов[377]. Арианские писатели, как правило, высказывали менее значительные цифры, в частности Филосторгий указывал, что на Ариминском Соборе было только триста епископов[378], арианский епископ V в. Максимин, знаменитый своей критикой деяний Аквилейского Собора 381 г., говорил о трехстах тридцати иерархах[379], а Авксентий Медиоланский свидетельствовал о шестистах присутствовавших на Соборе, как полагал В. Самуилов, имея ввиду не только заседавших в Аримине, но и в Селевкии Исаврийской[380]. Обеспечивать такое количество архиереев пропитанием должен был сам император Констанций, однако, не желая зависеть от Августа, покровительствовавшего омиям, приехавшие аквитанские и галльские епископы отказались от императорского содержания и разделяли между собой средства для пропитания. Только трое епископов из Британии согласились существовать в Аримине за счет казны, как сообщал Сульпицию Северу участник Собора – епископ Гавидий из Аквитании[381]. Несомненно, что большинство западных прелатов уже догадывались о том, какое отношение ожидает их на Соборе со стороны императорских приближенных.

Ариминский Собор открылся в июле 359 года. Исходя из сообщения Сульпиция Севера, согласно которому после раскола на Соборе между православными и арианами первые продолжали заседания в ариминской базилике, а вторые в некоем освобожденном здании, трудно определить первоначальное место заседаний[382]. Также представляется затруднительным определить место первоначальных заседаний Ариминского Собора, проходивших под председательством императорского чиновника префекта претория Тавра. При этом, согласно одному италийскому агиографическому преданию, роль Ариминского епископа Гауденция оказалась практически сведена к нулю из-за применения к нему