Влиятельный сотрудник Отдела пропаганды Алексей Козловский, принадлежащий (в силу своей близости к Михаилу Суслову) как раз к идейным «аппаратным зубрам» и потому проработавший в ЦК 18 лет, описал в интервью удивившую его сцену. На его глазах в 1970-е годы в коридоре здания ЦК министр химической промышленности тряс за плечи одного из сотрудников профильного сектора Отдела химической промышленности со словами: «Я для чего тебя тут поставил!»[414] Видимо, тот не смог добиться исполнения его указаний. Это, конечно, был критический и по накалу эмоций, и по степени зависимости от указаний государственных чиновников эпизод, однако он наглядно показывает, до какого уровня могло дойти «перерождение» партийных чиновников в лоббистов отраслевых интересов.

Разумеется, это лоббирование не носило характера открытого «взяточничества» — об этом уже было упомянуто выше. Однако верность интересам отрасли или профессионального сообщества вознаграждалась еще во время работы в аппарате. Например, для этого широко применялся такой инструмент, как публикация статей работников аппарата в прессе и издательствах, в том числе и ведомственных. Номинальные зарплаты работников аппарата ЦК КПСС были в целом ниже, чем консолидированные доходы в рублях (зарплаты, премии, гонорары, доходы от патентов, теневые заработки) специалистов аналогичной квалификации в государственных структурах (на производстве, в правоохранительных органах, системе образования или культуры)[415], что лишь отчасти компенсировалось «социальным пакетом» или, говоря языком того времени, «привилегиями». Однако объективно они были так же бедны, как и подавляющее большинство советских людей, и так же постоянно нуждались в деньгах. Гонорары за публикации были стандартные, государственные, но по сравнению со средними зарплатами — высокие. Большая статья была соразмерна половине месячной зарплаты инструктора ЦК. Одна опубликованная нетолстая книжка (а то и брошюра) — годовому окладу.

Другими формами поощрения сотрудничества с профессиональным сообществом было включение кураторов из ЦК КПСС (но не часто — раз в несколько лет) в списки коллективов, претендующих на получение государственных наград и премий, почетных званий, патентных заявок. Это позволяло не только пополнять сберкнижки работников аппарата, но и претендовать им в будущем, за счет присвоения званий и государственных наград, на дополнительные льготы.

Однако на страже «партийной этики» стояли «аппаратные зубры». Заведующие отделами и секретари ЦК КПСС из наградных представлений, поданных им на одобрение, сотрудников аппарата ЦК чаще всего вычеркивали, как и многих других представителей министерской бюрократии. Аналогичным образом слишком часто публикующийся в прессе работник аппарата вызывал упреки в том, что он увлекается посторонней деятельностью, и это могло послужить веской причиной для его увольнения.

Однако основной материальной причиной, заставлявшей работников аппарата лоббировать интересы ведомств, как говорилось выше, была забота о своем будущем после ЦК КПСС. Размах и интенсивность этого лоббирования были, разумеется, связаны с позицией непосредственного руководства работников аппарата. Так, например, еще одной формой корпоративной солидарности была облегченная форма защиты диссертаций работниками аппарата. Диссертация, особенно докторская, позволяла им в будущем надеяться на более престижную (и интересную) работу в случае, если судьба занесет в академическую или образовательную сферу. Лишь доктора наук могли возглавлять крупные учебные заведения или исследовательские институты, так что с этой степенью сотрудник ЦК мог рассчитывать получить должность профессора в партийном вузе.

Однако получение ученой степени, по идее требовавшее больших затрат времени автора, было очевидным уклонением от исполнения обязанностей сотрудника аппарата ЦК КПСС. По этой причине отношение руководителей отделов к подобной активности своих сотрудников было неоднозначным. Защиты позволялись в отделах (прежде всего идеологических и международных, но также, например, в экономическом), где было большое количество сотрудников, пришедших из академических учреждений, партийных образовательных и научных институций, СМИ. Сотрудники этих отделов так и так писали значительное количество деловых бумаг, которые могли бы стать частью их диссертаций. В отраслевых и функциональных отделах, где работали преимущественно представители регионального партийного аппарата или «производственники», с писанием диссертаций боролись.

Реакция же на непосредственное лоббирование отраслевых инициатив была непредсказуемой. В принципе лоббирование, не несущее за собой явной личной выгоды, поданное «объективно», то есть с соблюдением неписаных правил составления документов и представления отчетов, было в аппарате ЦК КПСС весьма распространено и считалось абсолютно нормальным, продиктованным «деловыми соображениями». Тем более что почти на каждое лоббирование приходилось «контрлоббирование», позволявшее руководству сопоставить разные точки зрения на один и тот же предмет[416].

Инструктор Отдела машиностроения Валерий Лепешкин рассказывает об этом так:

Если к нам приезжал, допустим, директор завода с Кавказа Цинанян Рубен Мушегович[417], он обязательно говорил: «Друзья, я остановился в „России“. В таком-то зале вечером ужин будет, прошу вас прийти. Приглашены из министерства тот-то и тот-то, вы и ваш завсектором Карпунин». Приходили, сидели там часик-полтора и уходили, ничего страшного не было. Я понимаю, нельзя было пьянствовать, выступать, плясать, еще что-то.

— О чем обычно были разговоры на таких посиделках в ресторане?

В. Л.: А зачем приезжал директор? Директор приезжал уменьшить план, добавить материалов. У кабельщиков 90 % себестоимости — это материалы, а 10 % — собственного труда. Вот недодали материалов, он мог в непринужденной обстановке рассказать: посмотрите, добавьте, не из чего делать. Надо же наряд получить, раньше же не то что деньги есть — купил. Деньги есть — ничего не купишь, если у тебя наряда нет. Вот эти вопросы обсуждались. Иногда обсуждались вопросы корректировки плана. Говорили: «Ну, старики, ситуация такая, попались две машины аварийные, я не могу сделать. Помогите. Я в министерство обратился — вот они тут же сидят министерские, плановое управление. Мужики, войдите в положение, перенесите со второго квартала на четвертый, я потом все приведу в порядок».

— Почему это все нужно было обсуждать именно в ресторане, а не в кабинете на приеме у вас?

В. Л.: Мы что, будем с ним полтора часа сидеть, чтобы он рассказывал? Он кто такой? Пришел, высказал вопрос — и без него работы хватало. Это ограничивалось и временем, а в основном — ну что, с корректировкой плана прийти в ЦК? Член бюро обкома партии, директор завода пришел в ЦК, просит скорректировать план.

— А почему он не мог этого сделать?

В. Л.: Несолидно. А там мог высказать.

— А что было солидным? С чем он мог приехать, что было бы нормальным?

В. Л.: Они ни с чем не приезжали, их вызывали. Потому что если у него все хорошо — с чем он мог приехать? Обычно не ездили, когда хорошо[418].

Однако лоббирование не было делом исключительно рядовых сотрудников. Заведующие секторами и заместители заведующих отделами также находились в