Шрифт:
Закладка:
Впрочем, никакое признание не могло сравниться с той искренней радостью, которую простые желейные шарики годами вызывали у Винни. Неподдельный восторг дочери мгновенно вытеснял из души Марен обиду на Алисию, с патологической одержимостью приписывавшей себе результаты ее трудов. Нехитрый дар, приобретаемый по бросовой цене в один доллар девяносто девять центов, неизменно сопровождал Винни во всех ее детских горестях, помогая излечивать простуду, грипп и ободранные коленки.
Винни, чье лицо представляло собой сплошной оплывший синяк, было трудно жевать, и медсестра посоветовала несколько дней кормить ее мягкой пищей. Прокравшись в спальню дочери, Марен поставила на прикроватный столик тарелку с красными и синими шариками и застыла, разглядывая погруженную в беспокойный сон Винни. Сколько таких тревожных ночей скрасило нехитрое желейное угощение! Как же она будет скучать, когда Винни уедет в Стэнфорд! Однако что будет, то будет, а сейчас важно одно – дочь спит в своей постели.
– Какой сегодня день? – пробормотала Винни, открывая глаза. – Давно я дома?
– Сегодня воскресенье, милая, – откликнулась Марен, опускаясь на краешек кровати. – После того как мы приехали из больницы, ты проспала весь день. Проголодалась? Будешь «Джелл-О»?
Винни покачала головой и растерянно моргнула.
– Я опоздала податься в Браун? Или… погоди… я подаюсь в Вашингтонский университет? Ничегошеньки не помню.
В ее остекленевших глазах мелькнуло замешательство.
– Винни, – твердо сказала Марен, – отдыхай и ни о чем не волнуйся. Таков наказ доктора.
– Но…
– Никаких но! – перебила Марен и нежно погладила ногу дочери. – Закрой глазки, а с университетами я разберусь. Верь мне. Хорошо?
Винни не ответила и снова провалилась в сон.
Подхватив с пола дочкин рюкзак, Марен вернулась на кухню и села за стол. Вытащила ноутбук Винни и, преисполнившись решимости сдержать данное самой себе слово, ввела пароль, открыла аккаунт Винни на сайте, где размещались вступительные документы, и тщательно его исследовала. Как и ожидалось, все документы и для подачи в Браун, и для подачи в Стэнфорд были собраны и готовы к отправке. Винни думала, что они остановились на Брауне… Как было бы просто одним нажатием кнопки «Отправить» послать заявку в Браун и навсегда вычеркнуть эту чудовищную страницу из их жизни. Да, следующие четыре года она будет невыразимо тосковать по дочери, но Браун – первоклассный университет. Тут не поспоришь… Рука Марен замерла над клавиатурой. Нет, нет и нет. Жизнь никогда не давала им спуску, каждый день – с того самого мгновения, как Марен забеременела, – испытывая их на прочность. Так стоит ли идти на попятную сейчас? Винни хочет в Стэнфорд. Винни всегда хотела в Стэнфорд. Дьявол! Наведя курсор мышки на вкладку «Стэнфорд», Марен нажала кнопку «Отправить». И душа ее ушла в пятки.
Звякнул дверной звонок, и Марен недовольно скривилась. Хеллоуин Хеллоуином, но она же не зря повесила на двери табличку с просьбой не беспокоить их всеми этими «сладостями или гадостями». Соскочив со стула, она ринулась в прихожую, чтобы не дать ряженым поглощателям леденцов тренькнуть еще раз и разбудить Винни, распахнула дверь и остолбенела, проглотив готовые сорваться с ее губ резкие слова. На крыльце, с опухшими от слез, красными глазами, стояла Брук, сжимая в руках ведерко мороженого с печеньем и шоколадной крошкой от «Бена энд Джерри». Марен задохнулась. На миг она снова вернулась в прошлое, в комнату Брук, где две девчушки, валяясь на полу, безостановочно хихикали над пересматриваемой в сотый раз «Ханной Монтаной» и зачерпывали двумя ложками мороженое из одного ведерка. Отступив, она молча махнула Брук рукой – заходи.
Брук не появлялась у них с того дня, как Винни присоединилась к ней в старших классах Эллиот-Бэй. Марен и Винни долго терялись в догадках, почему Брук порвала узы их многолетней дружбы. После нескольких месяцев горьких обид и непониманий они бросили всяческие попытки разгадать эту тайну, решив, что Брук, наверное, больно задела высокая успеваемость Винни, которая не только выставляла Брук в невыгодном свете, но и лишала всякой надежды хоть как-то соответствовать высочайшим требованиям матери. К Марен она тоже стала относиться с холодком. Всякий раз, когда Марен появлялась у Стоунов, девушка демонстративно не выходила из комнаты и отправляла ей свои хотелки текстовыми сообщениями. Переступив порог, Брук огляделась, и Марен кольнуло нехорошее подозрение, а не подослала ли Алисия дочь шпионить за ними. Женщина и без того чувствовала себя не в своей тарелке: десятью минутами ранее она отправила заявку в Стэнфорд от лица Винни, и теперь ей мнилось, что Брук застукала ее на месте преступления.
– Бог мой, Брук! Сколько лет, сколько зим! Полагаю, о Винни ты слышала?
Брук кивнула.
– И принесла ей мороженое?
Та снова кивнула и протянула Марен ведерко.
«Странно, – подумала Марен, пытаясь ничем не выдать свою озабоченность, – почему Брук молчит?»
– С тобой всё хорошо? – уточнила она.
Брук громко шмыгнула носом и повалилась в объятия Марен. Вопрос отпал сам собой. Сотрясаясь от рыданий, Брук подвывала, словно не было всех этих лет, словно она вновь превратилась в десятилетнюю малышку, названую сестренку Винни, обиженную матерью, у которой не нашлось для дочери доброго слова. Марен обняла ее и повела к дивану.
– Винни поправится? – всхлипнула Брук. – Я так перед ней виновата… Тоже мне – подруга! Прости меня, Марен. Ты была так добра ко мне, а я… Я вела себя как распоследняя скотина. Пожалуйста, скажи мне, что Винни поправится!
– Ей крепко досталось, но, думаю, она обязательно поправится. – Марен поколебалась и все-таки задала мучивший ее вопрос: – Брук, ты случайно не знаешь, кто мог сбить Винни? Умоляю, скажи мне, если тебе что-нибудь известно! Я должна защитить ее.
Девушка затрясла головой, утерла рукавом слезы и только тогда взглянула на Марен.
– Честное слово, Марен, я ничего не знаю. Богом клянусь! – По укоренившейся привычке, с которой они, по приказу Алисии, боролись многие годы, Брук рванула зубами заусеницу. – Моя мать совершенно двинулась на Стэнфорде. Черт, так неловко в этом признаваться… Она же моя мать как-никак, но… Я не знаю. Я больше ничего не знаю. Всякий раз, когда я думаю: вот черта, которую она ни за что не переступит, она – хлоп! – перемахивает прямо через нее.
Марен притихла.
– Можно повидать Винни? Я должна извиниться. Я была так жестока к ней в академии и хочу объяснить почему.
– Прости, милая, но Винни надо отдыхать и набираться сил. Ее нельзя волновать. Но время лечит, и вскоре вы наболтаетесь с нею досыта.
– Когда я услышала про аварию, то поняла, что чуть не лишилась самой верной, самой лучшей подруги. Да и ты, Марен, всегда была мне дороже собственной матери. – Брук, как в детстве, уткнулась лицом в колени Марен. – А я… я наплевала на вас с высокой колокольни.
– Никогда не поздно исправлять ошибки, Брук, – Марен потрепала ее по волосам. – Просто будь собой – и всё. Не притворяйся, что ты хуже, чем есть на самом деле. Я в тебя верю. Я всегда в тебя верила.
Ободряющие слова Марен вызвали новый поток безудержных слез.
– Знаешь, – хлюпнула носом Брук, – сдался мне этот Стэнфорд. Это все моя мать. А вообще, я надеюсь, в него поступит Винни. Она его заслужила. Не то что я.
Марен насторожилась: не пытается ли Брук выпытать у нее какие-нибудь подробности? Господи, до чего ж омерзительно подозревать эту девочку, которую она любила как родную дочь…
– Послушай, Брук, реши наконец, чего ты хочешь. Не желаешь поступать в Стэнфорд – не поступай. Найди другой университет себе по вкусу и попробуй поступить в него. Делай то, что