Хреновый, блин, какой еще?» и «Овца, чего творишь? Я же ее уже простерилизовала», а за всем этим наблюдала хозяйка дома, сидящая за огромным столом, на котором красовалась нереальных размеров груда огурцов. Причем были они как мои боровички — тоже один к одному, крепенькие, среднего размера и пупырчатые.

— Тук-тук! — Я прикрыл за собой калитку, прошелся по выложенной плиткой дорожке и помахал рукой главе ковена. — Вот, решил воспользоваться приглашением.

— А, Максим, — заулыбалась Марфа. — Так и знала, что не утерпишь, сегодня же пожалуешь в гости. Любопытство — вот твоя слабость. Страхом или угрозами тебя не возьмешь, только раззадоришь сильнее или разозлишь, но помани тайной — и ты сразу тут как тут.

— Слаб, каюсь, — поднял я руки вверх. — Есть такое.

— Угадай — кто? — Ладошки, пахнущие укропом, закрыли мне глаза.

— Та, кого я хлопать по мягкому месту сегодня даже в шутку не стану, — с ехидцей ответил я. — Потому что не для того спасал, чтобы лишний раз больно делать. Что, Василиса, огребла нынче «а-та-та» по попе розовой розгой?

— Марфа Петровна, ну ему-то зачем рассказали? — Глаза снова увидели свет, а слух резанул жалобный девичий голос. — А? У меня на него планы, я, может, замуж за него собираюсь, а тут такие интимные подробности?

— Даже не думай, — сказала как отрезала старая ведьма. — Тебе подобных в столице полно, что редиски на базаре — пятачок пучок. А толковых наемников, да еще таких, которым можно доверять, по пальцам счесть. Этого погубишь — где другого сыскать, если что? А ты погубишь, засранка такая, не так, так эдак.

— Ничего, — руки Василисы обвили мою шею, а мочку уха щекотнуло ее дыхание, — мы с тобой все равно будем вместе. Как Бонни и Клайд, всему миру вопреки.

— Не хочу как Клайд, — поморщился я. — Не катит этот вариант.

— Почему?

— У него болт не стоял. Да и валяться в виде трупа у собственной машины — такое себе удовольствие. Но вообще я рад, что ты сумела выбраться с Урала. Молодец.

— Ты сомневался в моих способностях?

— Нет. Но есть у тебя одна особенность, которая могла все усложнить: вылезая из одной кучи дерьма, ты непременно находишь другую, побольше и погуще.

— Потому и желаю тебя заполучить, — пояснила ведьма, перемещаясь из-за спины прямо пред мои ясны очи. — Мне нужен сдерживающий фактор, а ты именно то, что нужно. К тому же дети у нас красивые родятся.

— Что да — то да, — окинув нас внимательным взглядом, согласно кивнула проходящая мимо незнакомая мне ведьма с пучком листьев хрена в руках. — Насчет ума — не скажу, но будут крепенькие и хорошенькие на мордашку.

— Светк, серьезно? — неожиданно насторожилась Василиса. — Прямо видишь?

— Сказала же, — недовольно буркнула та. — Только лучше в полнолуние по июлю-августу их делать, а рожать под утро, тогда им и защитница наша даров сверх положенного отсыплет.

Это она про Луну, надо полагать. Почти все обитатели Ночи испытывают к данному светилу благодарность в том или ином виде, а то и напрямую от него зависят, но ведьмы с Луной состоят в особых отношениях, так уж повелось с древних времен, тех, которые ни в одних хрониках не отражены. Я даже слышал, что самые первые Веды знающие черпали свою изначальную силу прямиком из лунного света. Не знаю, сколько в этих слухах правды, но факт остается фактом — ни одна ведьма никогда не позволит себе хоть сколько-то минимальной непочтительности к солнцу мертвых и никогда не переступит клятву, если гарантом в ней выступает Луна.

— Ты все слышал, — похлопала меня по груди Васька. — Да не хмурься, о сегодня-завтра никто не говорит. Побегай пока, порезвись, тем более что и мне есть чем заняться. Но знай — наша любовь впереди. И сразу — я девка ревнивая, а принципов у меня маловато, если что…

— Это да, помню, — покивал я. — Как ты тогда в ресторане… А, нет, тогда не ты. Тогда тебя.

Ничего мне на это Василиса не ответила, только глазищами своими синими сверкнула да и пошла туда, где, судя по матюкам, ее уже коллеги по засолке задолбались ждать.

— Что-то в последнее время стал я очень популярен у женщин, — пожаловался я Марфе, до которой наконец сумел добраться. — Прямо альфа-самцом себя ощущаю.

— И как, приятно?

— Скорее хлопотно. Особенно напрягает то, что глаз на меня все больше совсем уж малолетки кладут. Я не блюститель нравов, конечно, но есть в этом что-то неправильное.

— Хочешь, сварганю персонально для тебя одно зелье? — предложила глава ковена, протягивая мне особо пупырчатый огурец. — Выпьешь — и все, свобода. Тебя и девки, и бабы, и даже бабки седьмой дорогой огибать станут, а уж чтобы в постель лечь — ни за какие коврижки. Даже которые блудом на коммерческой основе промышляют — и те не согласятся.

— Ну, это тоже крайность, в которую впадать не стоит, — отказался я и хрупнул огурцом. — Блин, сладкий какой.

— Говорю же — луховицкий, — не без гордости произнесла Марфа. — Рязанские по этой части большие мастера.

— Так вроде Луховицы — они Московская область? Или я чего путаю?

— Так это сейчас. А в старые времена, когда они еще селом Луховичи значились… Ну, не суть. Лучше скажи — штучка та, из-за которой вся шумиха поднялась, от тебя сбежала? Не далась в руки? Верно ведь?

Старая шельма. Соврать? А смысл, она все равно правду узнает, не от меня, так от кого-то еще. Слеза Рода слишком яркий артефакт, он что гвоздь в кармане, все одно дырку рано или поздно проделает.

— Да не кряхти, и так знаю, что она тебя поманила да ускользнула, — рассмеялась Марфа. — Откуда — не спрашивай, не отвечу. Но чтобы тебе спокойней дышалось, вот что скажу: Луной клянусь, что за побрякушкой этой сама гоняться не стану и девок своих на то не отряжу. Больно от нее забот много. Да и кровь она на себя тянет здорово, вон сколько народу уже полегло и здесь, и на Урале. Вот и скажи, Максим, на что мне такая головная боль в хозяйстве сдалась? За ней же немедленно