В одну лишь долю секунды мелькнуло передо мной бледное родное лицо и заплаканные глаза. — Прости, — подумал я, а затем боль затопила моё сознание и… меня не стало.

* * *

— Ф-ф-у-у, он что, горло у него вырвал? — полковник Николаев брезгливо скривился, глядя на залитых кровью бандитов и такого же окровавленного волка. Один из междуреченских СОБРовцев, Денис, вместе со своими бойцами суетившийся возле неподвижного зверя, хмуро покосившись, сказал:

— он что, целовать его должен был? — и отвернулся, помогая накладывать на раны волка тугие повязки.

Боец, приехавший с полковником в составе группы, поднял автомат: — да чего вы на него аптечку переводите! Всё равно зверюга не жилец. Давай, пристрелим, чтоб не мучился зря. — И отшатнулся: такой ненавистью полыхнули глаза парня, стоящего напротив. И тут же увидел, как стремительно рванулись к волку остальные междуреченцы, заслонили собой, и даже раненый в правую руку СОБРовец, на которого товарищи почти не обращали внимания, занимаясь исключительно полумёртвым зверем, тоже встал рядом с ними.

— Да вы что, с ума сошли, что ли? — пробормотал боец, опуская автомат, — ну волк, ну дрессированный, так не выживет же.

Приезжие молча, тяжело смотрели на него, и он зябко передёрнул плечами и отступил за спины товарищей, которые тоже чувствовали какую-то неловкость. Полковник скептически пожевал губами: — ну что же, будем грузиться. Убитых бандюков в автобус, на пол. Все остальные в грузовик. Кстати, а где же ваш сержант Одинцов? Что же он подчинённых-то бросил? И кто ему это разрешил? — Местные бойцы торопливо стали забираться в тентованный “Урал”, рассаживаясь на деревянные скамейки. Угрюмый двухметровый громила, которого товарищи звали Иваном, нехотя сказал: — занят Одинцов. Важным делом. Генерал приказал. — и отвернулся.

— Товарищ полковник, — к Николаеву подошёл тот парень, Денис, который командовал междуреченскими СОБРовцами, — мы в автобусе поедем, у нас раненый, в грузовике ему нельзя.

Полковник насмешливо посмотрел на него: — что это он у вас такой нежный? Ну рука, да, но от такого ранения не умирают.

— Я про волка говорю. — Боец отвёл взгляд.

У полковника расширились от удивления глаза. Ему показалось, что у того блеснули слёзы. Ответить он не успел. Зазвонил телефон. И вот тут-то он удивился по-настоящему. Позвонивший генерал Лукьянов заорал так, что полковник вытянулся в струнку и только что не откозырял. Генерал потребовал оказать экстренную помощь подстреленному волку, чтобы он продержался до прибытия вертолёта, который сейчас будет выслан.

— Так, товарищ генерал, тут ребята из Междуреченска его перевязали, кровь, вроде, остановили… А… вы откуда узнали-то, я только собрался вам звонить… — полковник был в полной растерянности.

— Телефон Денису Никитину дай! — рявкнул Лукьянов, и растерянный Николаев всунул свой мобильник в руку бойцу.

Тот внимательно слушал генерала, лишь изредка отвечая: — так точно. — Или: — никак нет. — Потом тихо попросил: — Эдуард Андреич, вы Айку позвоните, пожалуйста. Нам бы его домой лучше увезти. Там Карен… Герман… Они лучше знают, что делать.

В трубке опять рокотал расстроенный голос Лукьянова, а потом парень отдал телефон хозяину и отошёл к своим, которые сидели около волка, лежащего на расстеленных куртках, и о чём-то негромко им сообщил. Николаев подошёл к своим бойцам, непонимающе поглядывающим из кузова грузовика, и сказал: — сейчас прибудет вертолёт. За волком. Нам приказано помочь коллегам, если что-то потребуется, и только потом мы можем уехать. Они полетят на вертолёте.

Пока он говорил, нарастающий гул возвестил о прибывшей вертушке. Из машины выскочил врач, пилоты передали бойцам носилки. Прямо на поляне врач раскрыл свой чемоданчик и торопливо вколол волку несколько уколов. Зверя осторожно положили на носилки и погрузили в вертолёт. Следом, торопясь, вскочили странные коллеги.

* * *

У Сони всё валилось из рук. Уложив детей после обеда спать, она вернулась в гостиную к Айку. В этот день он не поехал на работу, ей тоже удалось выкроить время, чтобы остаться дома. Они напряжённо ждали известий из Иркутска.

Весь день дурные предчувствия сжимали у Софьи сердце. Временами она поглядывала на мужа, который хмурился и был молчалив. Не в силах больше ждать и представляя, что творится с Аллочкой, она сказала:

— ты бы хоть Лукьянову позвонил, что ли. Всё равно у него есть какие-то сведения.

— Нет. — резко ответил Айк. Понимая, что ответ прозвучал грубо, он постарался оправдаться: — нельзя сейчас звонить. Лукьянов, наверняка, занят, ему не до нас. Когда всё закончится, он сам позвонит.

— Мне страшно, Айк, — шепнула Софья, — оставайся с детьми, а я поеду к Одинцовым. Там Алка с ума сходит, наверно.

— Хорошо, — неохотно согласился тот, — я тебе перезвоню, как что-то выяснится.

Она быстро собралась и через несколько минут её машина скрылась в конце улицы.

Подруга открыла дверь так быстро, как будто стояла у двери. Софья встретила её тревожно-ожидающий взгляд и покачала головой:

— пока ничего. Айк ждёт звонка от Лукьянова.

Вслед за Аллочкой она прошла в небольшую гостиную Одинцовых. Родители Олега, сидящие рядышком на диване, вопросительно смотрели на неё, и она поморщилась:

— пока тишина. Мы с Айком тоже все на нервах, но он не стал звонить Лукьянову, говорит, что тот сам сообщит, как что-то решится.

Отец Олега, Григорий Ефимович, отправился за детьми в садик. Бабушка ушла в детскую, к Артёму, и женщины остались одни.

Алла, бледная, зябко ёжилась: — я боюсь, Сонь! Олег… он ведь меня к жизни вернул. Я только с ним поняла, что такое счастье. Пока его не встретила, была как во сне, жизнь катилась стороной. Все мои знакомые о чём-то мечтали, чего-то ждали, надеялись, а у меня ничего, одна пустота в душе и в жизни. И вдруг Олег. Меня как молнией ударило. Я, как в глаза его посмотрела — больше думать ни о ком не могла, так влюбилась, что самой стало страшно: вдруг посмеётся надо мной, скажет, вот дура ненормальная. А он потом мне сказал, что боялся мне в любви признаться, потому что я такая красивая и умная, а он себя глупым считал, меня недостойным. Представляешь, Сонька?! — Аллочка оживилась, вспоминая те первые встречи с Олегом; у неё заблестели глаза, порозовели щёки, и Софья, в который уж раз подумала, что возраст не властен над подругой, она по-прежнему остаётся красавицей. — Да и с Норой… Я тогда просто испугалась. Хоть и знала, что он меня любит, но она ему прямо на шею