Шрифт:
Закладка:
Понимал ли это Булгаков? Конечно, нет. Чувствовал? Да, и очень отчётливо.
4
Сцена встречи с Рабиндранатом Тагором имеет своё продолжение. Бендер едет в поезде к Зосе Синицкой и приглашает в купе студентов. Проводник начинает кричать, но Бендер улаживает проблему:
«— Что ж это вы, папаша? — сказал он проводнику. — Пассажиров не надо линчевать без особенной необходимости. Зачем так точно придерживаться буквы закона? Надо быть гостеприимным. Знаете, как на Востоке! Пойдемте, я вам сейчас все растолкую. Насчет гостеприимства.
Поговорив с Остапом в коридоре, проводник настолько проникся духом Востока, что, не помышляя уже об изгнании шайки-лейки, принес даже девять стаканов чаю в тяжелых подстаканниках и весь запас индивидуальных сухарей. Он даже не взял денег. — По восточному обычаю, — сказал Остап обществу, — согласно законам гостеприимства, как говорил некий работник кулинарного сектора.
Услуга была оказана с такой легкостью и простотой, что ее нельзя было не принять. Трещали разрываемые сухарные пакетики, Остап по-хозяйски раздавал чай и вскоре подружился со всеми восемью студентами и одной студенткой.
— Меня давно интересовала проблема всеобщего, равного и тайного обучения, — болтал он радостно, — недавно я даже беседовал по этому поводу с индусским философом-любителем. Человек крайней учености. Поэтому, что бы он ни сказал, его слова сейчас же записываются на граммофонную пластинку. А так как старик любит поговорить — есть за ним такой грешок, — то пластинок скопилось восемьсот вагонов, и теперь из них уже делают пуговицы».
Этот эпизод, кроме всего прочего является скрытой полемикой с Короленко. Не по уму бойкий Короленко всю жизнь занимался общественной деятельностью, а когда результатом этой деятельности стала «самодеколонизация» (равная самодеметрополизации) России и гражданская война, написал несколько писем своему брату по разуму Луначарскому.
Короленко писал:
«Когда я путешествовал по Америке, например, я с удовольствием думал о том, что у нас невозможны такие суды Линча, какой около того времени разыгрался в одном из южных штатов: негр изнасиловал белую девушку и, чтобы скрыть преступление, убил ее. Население городка устроило суд и сожгло его живым на костре. Корреспонденты описывали шаг за шагом такие подробности: веревки перегорели, и несчастный сполз с костра. Толпа предоставила отцу убитой особую честь: он взял негра на свои дюжие руки и опять бросил в костер. Я думаю, что даже и теперь, во время величайшего озверения, у нас подобное явление невозможно. Славянская натура нашего народа мягче англосаксонской… Но это не мешает мне признать, что в Америке нравственная культура гораздо выше. Случай с негром — явление настолько исключительное, что эта исключительность и вызвала такой зверский суд толпы. В обычное же время, в среднем, молоденькая девушка может безопасно путешествовать по всей стране, охраняемая твердостью общественных нравов. Можно ли то же сказать о наших нравах? У нас такая путешественница может на всяком шагу попасть в сети общей нашей распущенности и развращенности. По натуре, по природным задаткам наш народ не уступает лучшим народам мира, и это заставляет любить его. Но он далеко отстал в воспитании нравственной культуры. У него нет того самоуважения, которое заставляет воздерживаться от известных поступков, даже когда этого никто не узнает. Это надо признать, и надо вывести из этого необходимые последствия».
Украинские умозаключения Короленко вызвали большое озлобление москвичей. Письма глупца были изданы за границей под маркой издательства «Задруга» (ложной), на «Задругу» обрушились репрессии. Издательство служило центром консолидации московской интеллигенции, в принадлежавшей «Задруге» книжной лавке можно было приобрести эмигрантскую периодику, сама лавка была местом встреч литераторов. Булгаков был её постоянным покупателем.
Главное что эта сомалийская переписка была никому не нужна. И Короленко, и Луначарский всеми воспринимались как патентованные дураки и негодяи. Луначарский приехал в Полтаву летом 1920 года, профессиональный гуманист Короленко («добрая, добрая») попросил его не расстреливать пятерых заложников. Луначарский ответил:
"Дорогой, бесконечно уважаемый Владимир Галактионович. Мне ужасно больно, что с заявлением мне опоздали. Я, конечно, сделал бы все, чтобы спасти этих людей уже ради Вас, — но им уже нельзя помочь. Приговор приведен в исполнение еще до моего приезда. Любящий Вас Луначарский"
Тоже добрый. Все угандийцы добрые.
Что написал Булгаков? В бенгальских поездах никого линчевать не надо. Дали азиату денюшку, он всё сделает в лучшем виде. Будете бла-бла-бла — начнутся проблемы. То же касается общения с трудящимися. Короленко за пакетик кураги вошёл бы в «Союз русского народа». А потом его можно было бы возить Рабиндранатом Тагором по Америке с толмачом Луначарским, — говорить «за духовность». Наговорил бы пластинок восемьсот вагонов. По законам восточного гостеприимства.
5
В «Золотом теленке» есть сказочный персонаж — дедушка Зоси Синицкой:
«У Синицкого была наружность гнома. Таких гномов обычно изображали маляры на вывесках зонтичных магазинов. Вывесочные гномы стоят в красных колпаках и дружелюбно подмигивают прохожим, как бы приглашая их поскорее купить шелковый зонтик или трость с серебряным набалдашником в виде собачьей головы. Длинная желтоватая борода Синицкого опускалась прямо под стол, в корзину для бумаг».
Синицкий работает составителем словесных головоломок. По мере развития советской власти, головоломки становятся всё более головоломными антисоветскими. Наивный Гном этого не понимает, а советская власть понимает.
На слово «индустриализация» старик Синицкий придумал шараду:
Мой первый слог сидит в чалме,
Он на востоке жить обязан.
Второй же слог известен мне,
Он с цифрою как будто связан.
В чалме сидит и третий слог,
Живет он тоже на востоке.
Четвертый слог поможет бог
Узнать,
