— Нехорошо скрывать от своей невесты тайну своей…

— Дрангур! К тебе у меня всего одна просьба: держи. язык. за. зубами.

— Ну и пожалуйста, — насупился Дрангур, скрестив руки на груди. — Совсем одичал. Жениться тебе надо! Давно! Вот твой дедушка — умный был человек, женился в семнадцать. Столько лет душа в душу, приятно вспомнить. Пятеро детей! А ты что? Когда я уже твоих малышей понянчу? Я пятнадцать столетий живу в роду Стортонов, но такой позор вижу в первый раз.

Ректор Стортон закатил глаза, глухо рыкнул и посмотрел на меня.

— Уннер, вы, кажется, были голодны. Пойдемте в столовую.

Он неожиданно предложил мне локоть, как… как леди предлагают локоть на балу или на прогулке.

— А что находится в западном крыле? И почему мне нельзя туда ходить?

— А вы собирались?

— До того, как вы запретили — и мыслей таких не было, — честно ответила я.

Ректор засмеялся, громко, раскатисто.

— Адепты, — наконец сказал он. — Вы не меняетесь. Смею напомнить, что мой дом — не академия, где можно и даже нужно облазить каждый угол. Я прошу лишь уважения к своей жизни. Вы и так узнали сегодня… слишком много лишнего.

Уважения, как же. Вдруг он прячет в западном крыле доказательства того, что убил ректора Тернера? Кстати, давно его не видно и не слышно, моего призрачного навязчивого компаньона.

Мы вошли в небольшую столовую, заполненную теплым светом волшебных огней. Стол был накрыт белой скатертью и сервирован… на двоих.

— Дрангур, — обернулся ректор Стортон. — Ты не поужинаешь с нами?

— Как я могу мешать двум сердцам…

— Дрангур.

— У меня дела, — мгновенно посерьезнел он и с коротким поклоном… исчез.

— Фамильяры, — покачал головой ректор Стортон, отчего его внушительная грива взметнулась. — Присаживайтесь, Уннер.

Во имя всех святых и низвергнутых! К чему столько вилок рядом с моей тарелкой? Их… семь?

— Ректор Стортон, сэр. А где же… все остальные?

— Какие — все остальные? — спросил он, обойдя стол и становясь напротив меня. Рядом с его тарелкой вилок было столько же, но ректора Стортона это, кажется, ничуть не волновало.

— Вы… ваша семья.

Не может же он в самом деле жить один? Где его родители, сестры и братья, тетушки и племянницы, в конце концов?

Ректор оперся руками о стол и несколько секунд молчал.

— Я сирота, — наконец сказал он. — Если на этом ваши вопросы закончены — может, изволите приступить к еде?

Я открыла рот и тут же закрыла. Сирота? Но как такое возможно? В смысле… я отлично представляла, как такое может случиться с кем-то вроде меня. Но чтобы сиротой был аристократ…

Такое возможно?

Я села за стол, посмотрела сначала на аппетитный, невероятно пахнущий говяжий стейк, а затем — на длинный ряд ножей и вилок.

— Ешьте, как привыкли.

— Что?

— Хоть руками.

Я покраснела. В академии столы сервировали намного проще, хотя мне пришлось учиться есть ножом и вилкой, а не деревянной ложкой, как я привыкла в деревне. Спасибо Ирме, что показала, как делать это правильно! Самым большим открытием для меня было то, что нож нужно держать в правой руке, а вилку — в левой, ни в коем случае не наоброт. Во имя всех святых, в первые недели мне было бы намного проще просто левитировать еду в рот!

Ректор Стортон, который в своем огромном теле едва поместился на стул и возвышался над столом, как гора, тоже не очень-то ловко орудовал столовыми приборами, и это неожиданно придало мне уверенности.

Мясо было таким вкусным и сочным, что я зажмурилась от удовольствия.

— Как же вкусно!

В академии еда тоже была невероятно свежей и сытной, но это… это просто сказка!

— Дрангур любит готовить, но никогда в этом не признается, — проговорил ректор Стортон. В его голосе звучали урчащие нотки, как у кота, который дорвался до сливок.

— Это готовил ваш фамильяр? — не поверила я своим ушам. — Я думала — прислуга.

Нет, я, конечно, догадывалась, что фамильяры — больше, чем просто украшение, что они помощники, но чтобы фамильяр готовил еду… Нет, это не укладывалось в голове. Он же волшебное существо. Для них прислуживать людям — ужасное унижение.

У нас в деревне рассказывали легенду о том, что один портной однажды заставил фей на себя работать, а те, вырвавшись со временем на свободу, жестоко отомстили и ему, и его ни в чем не повинным детям, выпотрошили их, как зайцев, и повесили на столбах — в назидание остальным. Потом, поступив в академию, я узнала, что это была совсем не легенда, а самая настоящая правда.

Конечно, фамильяр — это не фея, но…

Взгляд ректора Стортона стал тяжелым.

— Дрангур не любит чужих в доме.

Я заморгала. Дрангур не любит в доме чужих? А ректор Стортон с ним соглашается?

Что же здесь творится? Куда подевались все родные ректора Стортона? Я решительно ничего не понимала, а по спине бегали мурашки.

— Поговорим о вас, Танг? Кто были ваши родители?

Я закусила губу. Что ж, справедливо. Неудобный вопрос в обмен на неудобный вопрос. Моя фамилия, Танг, означает на древнем языке «безымянная». Такую фамилию принято давать детям, о родителях которых никто ничего не знает. Потерянным, иначе говоря. Или просто брошенным.

— Мой отец был рыбаком, — осторожно ответила я. — Он умер, когда я была совсем маленькой. Я его не помню.

Ректор кивнул, поняв все без дополнительных пояснений. Дело в том, что мой отец не просто умер — он…