— Спасибо, Ларочка, хорошо. Ты отдыхай, детка, ни о чем не беспокойся. Игорь твой вечерами все время дома, у телевизора торчит. Причем, по-моему, иногда даже не соображает, что смотрит, — сплетничала о зяте теща. — Думает Бог его знает о чем. Задумчивый какой-то стал. У вас все нормально, доченька?

— Конечно, — соврала она.

— Ну и хорошо, — успокоилась мама. — Семья у тебя веселая, доченька. Один задумывается постоянно, другая — деловая, страсть!

Попрощавшись, Лариса медленно повесила трубку. Нет, назад дороги нет! И рада бы повернуть — да через себя не переступишь.

Обратный путь — от почты к Дому творчества — оказался короче, в точности подтвердив известную поговорку. Самое смешное, что и номера ее и Никиты Владимировича оказались на одном этаже, оба — «люкс». Ее — от лестницы направо, его — налево. У лестничной развилки он остановился.

— Лара, я хочу извиниться перед вами.

— За что?

— Там, в Москве, в машине я вел себя нахально, не по-мужски, а как прыщавый юнец. Не знаю, что на меня нашло. Обычно я не испытываю куража при виде красивой женщины. Простите меня за развязность.

— Прощаю, — улыбнулась она. — Честно говоря, вы меня слегка удивили тогда.

— Ну вот, — он сокрушенно развел руками, — я же говорю: шлея под хвост попала.

«Да, интересный человек, — думала Лариса, вставляя ключ в замочную скважину. — Но мне до него никакого дела нет. С собой бы разобраться».

За столом она оказалась четвертой. Кроме нее с аппетитом уплетала обед семейная пара москвичей, радийщиков с Пятницкой, и минчанка с белорусского телевидения, кругленькая, хохочущая по любому поводу толстушка лет тридцати пяти. Они сразу же перезнакомились, и начался легкий непринужденный треп. Наташа и Аркадий (Ташечка и Кашечка, как они обращались друг к другу) ворковали голубками и, нахваливая каждое блюдо, восхищались местом своего пребывания. Нина, постоянно вставляя в свою речь «бляха-муха», тоже не уступала им по части восхваления здешних мест.

— Слушайте, ребята, — обратилась к ним за десертом минчанка, — а пошли кофейку попьем, а? Бляха-муха, я здесь вчера такую кафешку надыбала — закачаешься!

— Нет, спасибо, — дружно отказались Ташечка с Катечкой. — У нас после обеда сиеста. Мы — в пасе!

— Лар, может, тогда вдвоем?

— Пойдем, — легко согласилась Лариса. Дел абсолютно никаких не было, а посему она свободна, аки птичка Божия, и, как она, не знает здесь ни заботы, ни труда. Отчего бы и не пойти? Тратить время на сон жалко, отпуск и так всего ничего — десять дней каких-то. — С удовольствием, только переоденусь.

Договорились встретиться внизу, в холле.

— У пальмы, бляха-муха, — хихикнула Нина, — как в Африке шпионы!

Улыбаясь, Лариса поднималась по лестнице к себе в номер. «Почему «в Африке»? Почему, «как шпионы»? Смешная какая эта Нина, по виду ни за что не скажешь, что старший редактор. Умница ведь — такую карьеру в ее возрасте дура не сделает. Может, в Минске условия жизни особые? Ветер у них, наверное, умнее, мозги толково продувает: дурь выдувает, а ум оставляет», — решила она. Наверху нос к носу столкнулась с Никитой Владимировичем.

— Лара, вы не хотите прогуляться после обеда? Дождя нет, даже солнце выглянуло.

— Да мы тут кофе собрались попить. Соседка по столу пригласила. — И неожиданно ляпнула: — Не хотите к нам присоединиться?

И тут же от злости готова была откусить себе язык — ну кто за него тянул? «Гипертрофия обратной связи какая-то! И зачем я его пригласила? Будет путаться под ногами! Хоть бы отказался, Господи!» Но он, конечно же, не отказался. Совсем напротив — неприлично обрадовался.

— Спасибо большое, с удовольствием!

— Тогда спускайтесь вниз. В холле, у пальмы меня должна ждать женщина. Невысокая, полненькая, звать Нина. Подождите вместе. Я спущусь через пять минут.

Переодеваясь, она не переставала на себя злиться. Это был далеко не лучший ее экспромт. А если честно — дурацкий даже. И в каком свете она предстанет перед этой Ниной? Приглашали ее одну, а приглашенная явилась с довеском килограмм на девяносто.

Но опасения тут же развеялись, едва увидела их вдвоем. Парочка оживленно беседовала, можно сказать, щебетала, как двое старых друзей, встретившихся после долгой разлуки. Причем Нинка так откровенно строила глазки, что Лариса поразилась ее легкомыслию: с ума сошла! Она же впервые его видит!

— Ларка, бляха-муха, что ж ты так долго копаешься? Мы уже с Никитой Владимировичем тебя заждались совсем!

Лариса от удивления закашлялась. И смех, и грех! Ну и друзей себе нашла! Вот уж точно: поспешишь — людей насмешишь. Спешно согласилась попить кофе с этой разухабистой минчанкой, поспешила пригласить (третьим будешь?) новоявленного потомка баронов — обхохочешься! Теперь будет, вежливо улыбаясь, скучать с милой парочкой. Ладно, завтра с утра — в бассейн, после обеда — Фицджеральд. И — полный покой, никакого общения.

Но видно, правду говорят, что Бог любит неожиданности. Послеобеденный кофе вышел на удивление приятным. Нина оказалась (если закрыть глаза на ее бесконечных «мух», опоясанных «бляхами») очень тонким, проницательным, эрудированным собеседником. Лариса заподозрила, что ее внешняя разухабистость — своего рода защита перед важными москвичами, заполнившими Дом творчества. Известно же, периферия недолюбливает москвичей, а Минск хоть и столица союзной республики, а все же не Москва. Слушая их спор о Бердяеве и Хайдеггере[14], она устыдилась собственного невежества и дала себе слово просмотреть хотя бы одну книгу по философии. «Господи, и ведь учила же, пять баллов в дипломе, а ничего не помню. Позор!» Нина первой заметила ее тщательно маскируемое уныние.

— Ларка, бляха-муха, мы ж тебя заболтали совсем! Прости меня, бестолковую. На конек любимый села — обожаю Николая Александровича, часами могу о нем болтать. Уж все ребята наши мою слабость знают: взятки Бердяевым дают. Беру, бляха-муха, — весело призналась она, — не могу устоять!

— Ну, Мартин тоже неплох, — заметил, улыбаясь, Никита Владимирович.

— Все-все, — замахала руками Нина, — пусть они сами теперь разбираются, кто лучше. А с нас, я думаю, хватит.

— Что ты, Нина, — вяло запротестовала Лариса, — мне очень интересно вас слушать. — Но не выдержала и призналась: — Только, честно говоря, понятия не имею, кто из вас больше прав.

— А никто, Ларочка. Или оба. Просто у каждого свой заскок, — улыбнулся Никита Владимирович и с уважением посмотрел на Нину. — А вы меня удивили, мадам. У вас мужской ум.

— Нет мужского ума, как нет и женского, — возразила Лариса. — Есть просто ум. Или его просто нет.

— Молодец, — захлопала в ладоши Нина, — вступилась за наших! Ничего, мы еще покажем этим мужикам! Знайте, уважаемый, — шутливо обратилась она к