Тася изумленно вскинула на него глаза. Что это? Где подвох? Но Вадим заторопился, как будто боялся не успеть сказать всё, что заготовил заранее.

— Ты прости меня, Тася! За всё прости! Я не знаю, что на меня нашло… Правда… — Вадим горестно вздохнул и отвернулся.

С минуту он пристально рассматривал, как мимо идут люди, возвращаются шумной стайкой из школы дети, поднимаются по крыльцу или выходят на улицу читатели библиотеки, прижимая к себе стопку книг. Так и не повернув головы, он продолжил.

— Я злился. Я так злился. На тебя, на весь мир! А главное, на себя… Тошно! Знаешь, как мне тошно… Запутался, как муха в паутине…

Он снова замолчал. Тася продолжала теребить розовый бант на коробке. Вадим решился на нее посмотреть. В ее длинных ресницах запутались солнечные зайчики. — «Какая она красивая», — совершенно искренне подумалось ему.

— А помнишь, Тася, помнишь, как мы ездили с тобой на озеро? Помнишь, наше любимое место? Ты еще там увидела бобровую хатку… Помнишь? Ты еще смеялась и говорила, что мы похожи на этих бобров… Всё в дом. А я помню твои глаза в тот момент. Такие светлые, распахнутые, бескрайние, прямо как само озеро перед нами. Помнишь, как мы были счастливы? — помолчав, обронил Вадик.

Тася с сочувствием и жалостью посмотрела на него. Он заметил и застеснялся, опустил ресницы, прикусил губу, напряженно нахмурился.

— Если хочешь, Тась, я уеду из квартиры. Перебирайся туда. А я… я начну всё сначала. И докажу тебе, что я не тряпка…

— Я бы все равно не смогла жить в той квартире, — задумчиво сказала Тася. — Не надо, Вадим. Ничего не надо. Спасибо, что вернул деньги, а остальное… Остальное неважно… Я пойду, обед давно кончился, меня будут искать…

— Нет, подожди! — воскликнул он. — Подожди. Если хочешь, я продам квартиру и половину денег отдам тебе. Так будет честно… Ты сможешь купить себе жилье.

Тася отрицательно покачала головой и собралась уже выйти из машины, как вдруг Вадим крепко схватил ее за руку и начал убеждать, что сделает именно так и совсем скоро переведет ей еще денег, что он часто думает о ней и мучается от того, как всё разрушил по глупости и собственными же руками. Его голос становился то громче, то тише, то прерывался, то снова возрастал, он говорил, говорил, говорил…

И Тася слушала. Как завороженная. Словно попала под гипноз чернявой золотозубой цыганки в пестрых грязноватых по подолу юбках. Стоит, замерев на месте, и послушно кивает головой. Вот только прямо на глазах исчезают не деньги, колечки и сережки, а ее решимость и уверенность, что Вадим — это прошлое.

Глава 24

К вечеру нестерпимо разболелась голова. Расставшись с Вадимом, Тася весь день гоняла по кругу одни и те же мысли. Они монотонно крутились, как белье в барабане стиральной машины.

Вспоминала слова Варвары Аркадьевны о том, что нужно верить не только в Бога, но и в человека. Вадим вернул деньги, получается, не такой он плохой, каким хотел бы казаться. Тася всегда видела в нем хорошее. Все этому удивлялись.

Вадим — махровый эгоист, думающий только о себе. Окружающие пожимали плечами и старались не иметь с ним общих дел. Трудно. Тянет одеяло на себя, не терпит критики, обижается, как ребенок, может в отместку сделать мелкую пакость. Скользкий, как однажды сказал о нем один из преподавателей.

И только Тася чувствовала, что за всем этим наносным самодовольством скрывается ранимый и неуверенный в себе человек. Надел маску высокомерия, а стоит поскрести ногтем слой сажи, как под ним обязательно блеснет позолота. Сначала тусклая, а потом всё ярче и ярче.

Тася знала, что Вадим мог быть заботливым и внимательным, щедрым и искренним. Редко, но такое бывало. Как осенью сквозь хмурые низкие облака изредка пробивается тонкий золотой луч солнца, так и в Вадиме иногда открывались добрые качества.

Однажды Тася заболела. Поднялась высокая температура, которая держалась несколько дней и не сбивалась никакими лекарствами. Вадим взял отгулы на работе, искал врачей и поднимал все свои связи, консультировался с матерью, какие народные средства можно использовать и даже за безумные деньги пригласил на дом гомеопата.

Долго потом в аптечке лежали пачки с круглыми сладкими шариками, пока не истек срок хранения. За чудо-лекарством Вадим не поленился съездить на другой конец города, да еще и отстоял длинную очередь. Поправилась Тася также неожиданно, как и заболела. Проснулась утром, а температуры больше нет.

Вадим, впрочем, тоже сразу потерял к ней интерес. Этим всплеском заботы он словно опустошил весь накопленный ресурс сопереживания, доступный ему в принципе. Поэтому уже на следующий день с каменным лицом выслушивал оправдания Таси, почему она не успела приготовить ужин, а потом демонстративно уехал и вернулся только ночью. Тася не спала, нервничала, прислушивалась и ждала, меряя шагами квартиру.

Варвара Аркадьевна заметила, как грустна и бледна Тася за вечерним чаепитием. Головная боль становилась всё сильнее и, в конце концов, девушка извинилась и отправилась к себе. Хотелось зарыться в постель и не высовывать носа. В голове бушевала буря. В шумных волнах кружились корабли-мысли, которые разбивались о камни и превращались в осколки-мыслишки.

Они преображались в обрывки воспоминаний, картинки, где Вадим нежно держит ее за руку у озера, где он с ледяным взглядом укоряет ее за опоздание на концерт, где раздраженно поджимает губы, когда она рыдает над очередным тестом, где смотрит на нее с отчаянной надеждой в машине и клянется, что совершил ужасную ошибку.

Тася выпила таблетку и крепко заснула. Но и во сне она кого-то спасала, от кого-то убегала, куда-то падала и звала на помощь.

А под утро буря утихла, уступая место рассвету. По измученному лицу девушки скользнул веселый солнечный луч, под окнами в кустах сирени защебетали птицы, тихой трелью прозвонил будильник.

Тася открыла глаза и еще некоторое время лежала неподвижно, прислушиваясь к легкому звону посуды на кухне и запаху гренок, которые с таким удовольствием готовила Варвара Аркадьевна к завтраку.

Тася улыбнулась: лентяйка. Она знала, что хозяйка уже давно проснулась, держась за спинку стула, выполнила неизменные па и протерла лицо, шею и декольте кубиками льда. Сейчас Тася выйдет из комнаты и увидит прямую спину в кипенно-белой блузке, высоко забранные седые волосы и нетерпеливо постукивающий невысокий каблучок черной туфли.

Тася потянулась, встала и заглянула в зеркало. Под глазами были едва заметные тени, но в голове