«Языки» Молодцову требовались главным образом на тот случай, если ранцевые боеприпасы вдруг опять ускользнут из его рук в неизвестном направлении. Поэтому, получив доклад о раненых талибах, он продолжал вопросительно смотреть Лебединскому в глаза.

– Да, Костя, все нормально, – сказал тот. – Во втором внедорожнике обнаружены оба ранцевых боеприпаса.

– Фух! – выдохнул командир. – Ну и слава богу. Умеешь ты, Ванька, потянуть кота за одно место. Зови связиста!

Вскоре связь с Акрамовым была установлена. Молодцов переговорил с ним, и тот пообещал выслать две пары вертушек. Одна должна была забрать раненых, оставленных в ущельях, другая – сесть на окраине Хвахана.

Кузова и стекла автомобилей изрядно пострадали, однако двигатель одного из них продолжал урчать на малых оборотах, а второй без проблем завелся.

Тяжелых боевиков парни трогать не стали. Им и так оставалось жить несколько минут. Талиба, раненного в ногу, они запихнули на заднее сиденье внедорожника, сами плотно набились в кабины и в единственный кузов. Два автомобиля развернулись на сто восемьдесят градусов и рванули обратно к Хвахану.

По дороге в селение два таджика задавали пленному талибу вопросы на своем родном языке. Пытались они заговорить с ним и на персидском, и на узбекском, и на дари, и на пушту.

Бесполезно. Талиб молчал.

Лебединский, сидевший за рулем, начал нервничать.

– Сейчас доедем, и я тебе так морду отрихтую, что ты мимо самого себя в зеркале пройдешь и не узнаешь. Понял?! – заявил он.

– Не кипятись, брат, – спокойно сказал ему офицер-таджик. – Мы с ним по-свойски поговорим, и он все расскажет. Даже то, чего никогда не знал.

Вспарывая воздух винтами, первая пара вертушек прогрохотала над селением, когда автомобили подъезжали к его окраине.

– За ранеными полетели, – прокомментировал это событие Иван.

– Это хорошо, что они как на параде прошлись, – сказал Константин.

Здешнее население хорошо помнило, на что способны советские «Ми-24». Никому не было дела до того, какие флаги были намалеваны на бортах этих машин: таджикские, афганские, российские. Едва они появлялись в небе, как все поскорее старались укрыться от греха подальше.

Если раньше спецназовцы хотели дождаться вторую пару вертолетов на окраине кишлака, то теперь опасаться было нечего.

– Ни одна сволочь не высунется, – сказал Молодцов Лебединскому. – Езжай к тому дому, откуда отчалили покойные талибы.

В большом каменном строении не было никого, кроме хозяина, его жены и престарелых родителей. Услышав вопрос о том, что за люди недавно находились у них во дворе, они сделали круглые глаза и удивленные лица.

Однако первый же осмотр территории сразу заставил хозяев заткнуться.

Во-первых, в саду были обнаружены два свежих мужских трупа. У обоих были перерезаны глотки.

Во-вторых, в одной из комнат спецназовцы нашли склад оружия и боеприпасов.

В-третьих, весь передний двор пестрел свежими следами автомобильных шин.

На все последующие вопросы хозяева отвечали охотно и красноречиво.

Однако этого нельзя было сказать о легкораненом талибе. Этот упрямец по-прежнему говорить не желал.

Молодцов успел трижды повторить свой вопрос, ответ на который интересовал руководителей всех спецслужб и в России, и в Таджикистане. Звучал он так: «Зачем афганским талибам понадобились ядерные боеприпасы, украденные Рахимовым?»

Лебединский пару раз взрывался, бросался на пленного с кулаками. Молодцов до поры держал себя в руках и остужал порывы товарища, но вскоре тихо матюкнулся. Когда за дело взялись товарищи по оружию, он возражать не стал.

– Начинай, Курбон, иначе мы ничего от него не добьемся, – проворчал таджикский офицер.

Прапорщик Курбон Исмаилов вытянул из подсумка кусок тонкой гитарной струны и с нехорошей улыбкой подошел к талибу.

– В последний раз спрашиваю, ты будешь отвечать? – обратился он к пленному талибу.

Тот с ужасом глядел на блестевшую струну, но молчал. Курбон резким движением задрал полу его рубахи и воткнул конец струны в правое подреберье. Талиб сморщился от дикой боли, но все одно молчал. Тогда прапорщик стал проталкивать струну дальше.

– Так как тебя зовут, друг мой? – спросил он.

– Мирзо, – глухо ответил тот, хватая ртом воздух.

– Хорошее имя. Для чего вам понадобились ранцевые боеприпасы?

– Для организации террористического акта в Кабуле.

– Где именно?

– Основных целей для акта возмездия три: миссия ООН, посольство Российской Федерации и штаб командования коалиционных сил.

Мирзо говорил очень тихо и осторожно, буквально боясь пошевелиться. Струна торчала из его тела. Ее блестящую серебристую поверхность легонько поглаживали пальцы прапорщика. Если после очередного вопроса Мирзо запаздывал с ответом, то Курбон сжимал их и проталкивал гитарную струну еще глубже в печень.

– Кто руководит организацией теракта? – озвучил очередной вопрос Молодцов.

– Этого я не знаю, – взволнованно прошептал Мирзо. – Клянусь Аллахом, мне это неизвестно!

– Хорошо, – сказал Константин. – Я сформулирую вопрос по-другому. Кто с тобой общался от имени заказчиков ядерных боеприпасов?

– Абу-Али. Он был в первой машине, которую вы подорвали.

– Кто он? Откуда?

– Прибыл из Пакистана. Я видел его впервые в жизни. Он постоянно докладывал обо всем своему руководству по спутниковой связи, советовался с ним.

Этой информации Молодцов был склонен поверить. При осмотре взорванного автомобиля его парни действительно обнаружили обломки телефона спутниковой связи и странно, не по-здешнему одетого мертвого мужчину.

– Куда делся Рахимов? – продолжил он допрос.

– Умер. Труп лежит в саду.

– Один из тех, кому перерезали глотку?

– Да.

Константин вынул из кармана фотографию Эмина Рахимова, потянул ее Лебединскому и приказал:

– Проверь!

Через полчаса группа Молодцова сидела в чреве транспортной «восьмерки», державшей курс на север. Чуть позади летел боевой «Ми-24», прикрывавший ее.

После допроса таджики предлагали пустить Мирзо в расход, но Константин возразил. Мало ли что, вдруг в дальнейшем понадобится? Сейчас этот страдалец сидел между бойцов спецназа, гладил правой ладонью печень и о чем-то думал.

Уставшие подчиненные Молодцова расселись по откидным лавкам. Кто-то снял куртку и балдел под потоком прохладного воздуха, врывавшегося в открытый иллюминатор, кто-то дремал.

Справа от Константина сидели два друга – Колодин и Ковальчук. Ранцевые ядерные боеприпасы стояли у ног подрывника, который отвечал за них головой. Через каждые две-три минуты прапорщик с опаской поглядывал на ранцы, потом переводил взгляд в иллюминатор и любовался горами, проплывавшими внизу. Но вскоре он снова вспоминал о ядерной угрозе и хмурился.

– Ты чего нервничаешь? – не выдержал его товарищ.

– Как это чего? А если рванет? От нас же только пшик из горячего воздуха останется! Даже место нашей гибели никто не узнает!

– Не волнуйся, узнают, – успокоил его подрывник и пояснил: – После запрета ядерных испытаний специалисты из ООН создали глобальную сеть датчиков. Она называется «Международная система мониторинга» и состоит из трехсот тридцати семи объектов, разбросанных по всему миру. Так что место нашей безвременной гибели будет найдено очень быстро.

– Неужели эти датчики контролируют всю землю?

– Почти. С тех пор как человечество приручило атом, военные произвели более двух тысяч ядерных испытаний. Все они были идентифицированы. Кроме одного.

– Как это?

– А вот так. В сентябре семьдесят девятого года американский спутник зафиксировал в южной части Атлантического океана двойную вспышку, характерную для атмосферного ядерного взрыва мощностью до трех килотонн. Специалистам до сих пор неизвестно, кто произвел тот взрыв в океане.

Ковальчук с уважением посмотрел на умного товарища, но от едкой реплики все же не удержался:

– Вот же успокоил. Лучше бы я и не спрашивал.