Были там и снимки, запечатлевшие картины казни. Расстрел мужчин и женщин перед рвом, виселицы с раскачивающимися телами, десятки трупов, уложенные в несколько рядов.

Белов окликнул автоматчиков и велел им привести генерала.

Немец шел, сутулясь, держа руки в карманах. Но, когда его подвели к машине, в которой сидели русские командиры, он постарался встать прямо.

Соколов показал фотографии и спросил:

– Что это за снимки, генерал? Кого вы казнили и почему?

– Это мой отчет, – прокашлявшись, ответил пленный, и вся спесь тут же слетела с него.

Теперь перед машиной стоял старый перепуганный человек, который очень хотел жить. Он совсем не желал, чтобы русские пристрелили его в этой безграничной, нелепой глуши, выстуженной дикими морозами. Этот человек, привыкший к теплым кабинетам и ватерклозетам, отнюдь не мечтал о том, чтобы его тело валялось на заброшенной дороге, где глаза выклюют вороны, а щеки и нос обгрызут лисы. Генерал видел множество подобных трупов со скрюченными почерневшими руками и объеденными лицами.

– Какой отчет? – настаивал Соколов. – О чем?

– Об антипартизанской операции Девятой армии, – старясь говорить твердо, ответил немец.

Соколов перевел эти слова комбату. Тот удивленно посмотрел на генерала, потом на карту, развернутую на собственных коленях.

– Какие партизаны? Что он брешет? Ржевский выступ кишел немецкими войсками! Ну-ка, спроси его еще. Что он имеет в виду?

– Отвечайте точно, генерал. От этого зависит ваша жизнь, – с угрозой сказал Соколов. – На Ржевском выступе была слишком велика концентрация ваших войск. Как там могли находиться партизаны? Эта ваша акция проводилась в рамках операции «Бюффель»?

– Да, это часть общего плана отведения войск, – подтвердил пленный, понимая, что документы в руках противника, скрывать что-то смысла не имеет, да и изменить что-то в сложившейся ситуации русские уже не успеют. – Сразу же после поступления общего приказа Девятая армия начала массированные антипартизанские операции в районе Ржева. В здешних лесах и болотах скрывались не менее двенадцати тысяч ваших солдат, попавших в окружение. Вместе с партизанами из числа гражданского населения они могли атаковать отступающие колонны вермахта. Задача по двухнедельной очистке тыловых районов от окруженных подразделений Красной армии и партизан была возложена на Тридцать четвертый танковый корпус, кавалерийскую дивизию СС, полицию и русских добровольцев…

– Предателей своего народа! – взорвался Соколов. – Власовцев, полицаев, уголовников! Он добровольцами их назвал, Захар, понимаешь! Отребье разное! Сколько человек вы убили?

– Я никого не убивал, – побелевшими от страха губами прошептал генерал. – Это была войсковая операция. Уничтожено было около трех тысяч партизан. В подтверждение того, что они оказывали вооруженное сопротивление, представлено оружие убитых партизан, собранное в местах боев.

– Сколько и какого оружия вы собрали? – спросил Алексей и очень недобро прищурился. – Это ваш отчет? Три тысячи убитых русских людей и всего тысяча двести семьдесят семь винтовок, которые вы нашли и приобщили как доказательства уничтожения активных партизан и наших армейских подразделений. Шестьдесят один пулемет, семнадцать минометов, девять противотанковых ружей и шестнадцать малокалиберных пушек! А вот эти женщины, которых вы расстреливали и вешали? Это тоже армейская операция?

– Таков был личный приказ Моделя, – тихо ответил немец. – Ему подсказал это опыт прошлой мировой войны, когда германская армия отходила на линию Гинденбурга. Теперь Модель лично приказал эвакуировать все мужское население призывного возраста, конфисковать все запасы продовольствия, отравить колодцы и сжечь деревни, в которых могли бы расквартироваться советские части.

– Золотой портфельчик для нас, Захар, – сказал Соколов. – Теперь-то уж нам точно есть с чем возвращаться домой.

– Хорошо, – заявил Белов. – Этого павлина берем с собой. Марш на Сычевку и Ржев. Оттуда будем прорываться к своим, как и планировали.

Глава 8

– Товарищ капитан, танки!

Второй год шла война, жестокая, кровавая, изматывающая, доводящая порой до отчаяния. Но люди снова и снова бросались в бой. Всегда как в последний.

Командирам уже множество раз приходилось слышать этот крик. Чаще всего он почему-то раздавался именно тогда, когда измотанное, обескровленное подразделение или часть почти ничего не могли противопоставить бронированным машинам.

Да, почти! Потому как у бойцов Красной армии всегда оставалось в запасе самое главное оружие – ненависть к врагу. Она сжигала их изнутри, заставляла подниматься навстречу фашистам и побеждать их, пусть даже погибая, жертвуя собой. Они умирали, но всегда забирали с собой и врагов. Это знал каждый красноармеец, любой командир. Враг, которого ты убьешь в бою, уже никогда не будет топтать твою землю, не пройдет дальше, не сможет мучить, убивать, жечь!

– Беречь генерала! Головой отвечаете! – резко бросил Белов двум автоматчикам.

Он и Соколов бросились к «Зверобою» и взобрались на броню. Отсюда было хорошо видно, что с северо-запада разворачивались в боевой порядок вражеские танки. Их было много. Соколов насчитал двенадцать Т-IV, столько же Т-III и больше десятка бронетранспортеров. Еще у кромки леса маячили грузовики.

Все это могло означать только одно. Гитлеровцы знали, кто сейчас находится на дороге, что там произошло, и сразу начали атаковать. Хорошо еще, что танки не открыли огонь. Видимо, наводчики боялись попасть по своим.

– Здесь бой принимать нельзя, – зло сказал комбат. – Мы как на ладони, у них преимущество во всем.

– Уводи людей и пленного генерала, – проговорил Соколов. – Я прикрою тебя, задержу их здесь.

– В результате мы останемся без танков, да? Грош нам будет цена! Что мы сможем без вас сделать? Нет, Леша, уходим вместе.

– Хорошо, Захар, – сказал Соколов и повел биноклем в противоположную от немцев сторону, разглядывая местность. – Смотри, там понижение в сторону речушки. Перепад высот всего метра два, но нам этого будет достаточно. Склон не дает снегу возможности скапливаться. Пока фрицы сообразят, куда мы делись, и спустятся, нам удастся оторваться от них. А потом, за лесом, нас уже видно не будет. Уйдем.

– По следам найдут. В лесу мы им перекроем дорогу. Там не больно развернешься на технике.

– По машинам! – крикнул Белов своим бойцам. – Бронетранспортер в голове колонны, вездеход с пленным в середине! – капитан замолчал, хлопнул танкиста по плечу, соскочил с брони и побежал к бронетранспортеру.

Соколов флажками передал Орешкину сигнал присоединиться к подразделению, а потом приказал взводным:

– Идем за колонной! Если появятся немцы, наносим быстрый удар и снова отходим. В затяжной бой не ввязываться. Полетаев, ты замыкаешь. Маневрируй, бей из засады, прикрывай нас.

«Зверобой» взревел двигателем и пополз с дороги в снег догонять колонну. Танки Шурыгина пошли следом. Чуть дальше, у оврага, к ним пристроился и Орешкин.

Два танка лейтенанта Полетаева демонстративно двинулись по дороге на восток, потом остановились и дали по одному выстрелу осколочно-фугасными снарядами в сторону немцев.