стороны выглядели как будто скромнее итальянских, все же театральный зал балета, особенно в бенефисы, мало чем уступал «итальянскому». Первый ряд партера занимали главным образом гвардейские офицеры — кавалергарды и конногвардейцы, — клавшие свои медные каски или белые фуражки перед собой на барьер, отделявший кресла от оркестра. Среди них выделялись темными пятнами штатские. Все перворядники были между собой знакомы и в антрактах вели очень оживленные разговоры, особенно обсуждая новый балет, какую-нибудь дебютантку и т. п. Гул от их речей, а иногда и отрывки их, доносились на сцену, тем более, что помещение для оркестра тогда не было очень широким и кресла находились от рампы на довольно близком расстоянии.

Часто бывали в балете и иностранные дипломаты. Среди них особенно ревностно посещали балет посланник испанский, маркиз Кампосаградо и итальянский — граф Греппи. Первый отличался необыкновенной тучностью. Он не помещался в театральном кресле, и для него всегда ставили в первый ряд диванчик шириной в два кресла. Напротив, Греппи был очень худощав, и при встречах друг с другом они контрастами своих фигур производили весьма комичное впечатление.

Рядом с аристократией значительное место в составе балетной публики занимала крупная буржуазия — железнодорожные концессионеры, заводовладельцы, директора банков и акционерных компаний, откупщики. Мужской контингент ее представлял собой обыкновенно мало примечательного с внешней стороны, зато дамы очень выделялись роскошью своих нарядов и ценных украшений. Недаром в старину назывался «бриллиантовым рядом» бельэтаж Большого театра, где они любили восседать, особенно на бенефисах и других выдающихся спектаклях. Так в самом деле создавалась как бы живая выставка самых дорогих ювелирных изделий.

Небольшую прослойку в описанном мной блестящем составе балетной публики из верхов петербургского общества составляли лица свободных интеллигентных профессий. Литераторов среди них я помню что-то немного. Изредка посещали балет Д. В. Григорович,[292] поэт Н. А. Некрасов, Д. Д. Минаев,[293] издатель газеты «Голос» и журнала «Отечественные записки» А. А. Краевский,[294] публицист А. С. Суворин,[295] журналист М. П. Федоров[296] и др. С Некрасовым я была лично знакома. Он не раз бывал у меня в начале моей артистической деятельности, когда я жила в доме театральной дирекции, рядом с моей товаркой балериной Вергиной, к которой поэт был одно время очень неравнодушен. Приезжая ко мне, он всегда просил пригласить Вергину, с которой вел беседы своим сиплым голосом. Это увлечение Некрасова осталось безответным, так как Вергина скоро вышла замуж, оставила сцену и уехала из Петербурга.

К числу литературной братии, посещавшей балет, надо отнести еще М. И. Пыляева,[297] бытописателя русской старины, автора книг «Старый Петербург», «Старая Москва» и др. Пыляев происходил из купеческой семьи и, по старому купеческому обычаю, был смолоду определен для изучения торгового дела в парфюмерный магазин Руза нова в Гостином дворе. Этот Рузанов поставлял в театральное училище грим, пудру и разную театральную косметику, и, когда я была воспитанницей, румяный Миша Пыляев приносил к нам в школу товар от своего хозяина. Впоследствии он променял торговую деятельность на профессию журналиста и историка. Пыляев был очень милый, скромный и деликатный человек и говорил всегда с приставочкой «с»: «да-с», «чего изволите-с?» и т. п. Возможно, что это у него осталось от манеры разговаривать с покупателями, когда он в юности стоял за прилавком.

Глава 14. Балетоманы. — Балетная критика

Среди балетоманов 60-х—70-х гг. едва ли не главным коноводом являлся Аполлон Афанасьевич Гринев, ставший в 1871 г. моим первым мужем. Бывший армейский кирасир и воронежский помещик, он за свою жизнь успел прожить все свое состояние и проедал его остатки в Петербурге, интересуясь одним балетом. Он не пропускал ни одного балетного спектакля, неизменно заседая в крайнем к ложам кресле первого ряда с левой стороны. Несмотря на свой уже немолодой возраст, он воспринимал театральные впечатления очень горячо, а аплодировать умел так, что его рукоплескания даже выделялись среди общего грома. Особенно любил он устраивать шумные встречи той или другой артистке и распоряжался тогда, как настоящий командир. Аполлон Афанасьевич считал священной миссией заниматься, если можно так выразиться, балетным «прозелитизмом», т. е. привлекать людей к посещению балета и увещевал их на это самыми разнообразными способами.

Весельчак и балагур, он пользовался в театральных кругах большой популярностью. В последние годы своей жизни Аполлон Афанасьевич был издателем газеты «Минута», в которой балету уделялось очень много места. Большой любитель театра вообще, он был причастен и к драматической литературе. В конце 70-х гг. в Александрийском театре шла его пьеса «Каковы люди, таковы и дела». Гринев умер летом 1883 г. в Дуббельне на рижском «штранде», став жертвой модного тогда метода лечения от полноты, рекомендованного доктором Бантингом и основанного на сухоядении. Такое лечение пагубно подействовало на сердце мужа — он скоропостижно скончался, лежа после купания на пляже.

В конце 60-х годов, сидя однажды в ложе на балетном спектакле с участием приезжей балерины Дор, я обратила внимание на неистово хлопавшего ей офицера с красным воротником, сидевшего на балконе. Это был Сергей Николаевич Худеков, впоследствии известный редактор-издатель «Петербургской газеты», балетный критик и автор «Истории танцев». Тогда он представлял собой очень скромную личность служащего Главного штаба и второстепенного сотрудника разных газет. Хотя по своему происхождению он был из дворян — рязанских помещиков, средств к жизни, кроме личного заработка, он не имел никаких и до такой степени нуждался, что не имел возможности содержать в Петербурге свою семью, которая проживала в деревне. Усиленно работая пером как журналист и драматург, Худеков стал постепенно поправлять свои дела и смог приобрести у издателя Трубникова его «Петербургскую газету». Последнюю Худеков повел так ловко, что стал систематически разживаться и потом превратился в очень богатого человека. Мы с ним познакомились, когда его благосостояние было еще в самом зачатке. Он часто бывал у меня, распространяя вокруг себя сильнейший запах гелиотропа, который я не выносила. Повидимому, он смазывал гелиотроповой помадой свои густые темные волосы. Худеков был типичным балетоманом, поглощенным театральной жизнью, и близким другом балетмейстера Петипа. Он прилично говорил по-французски и постоянно беседовал с Петипа о новых постановках, предлагая ему разные новые сюжеты для балетов. Долгое время он являлся фактическим негласным сотрудником балетмейстера, с которым виделся чуть ли не ежедневно. Сергей Николаевич серьезно изучил балетное искусство, следя за его развитием у нас и за границей, куда ездил очень часто. Плодом его балетных познаний явилось несколько сочиненных им балетных программ и «Баядерка», «Роксана», «Зорайя», «Весталка», бесконечный ряд критических статей и рецензий о балете в разных газетах, особенно в его «Петербургской газете», и вышеназванная «История