в этот дом и умолял Уолтона оставить моего сына в покое. Я предложил ему всё, что у меня было. Я предложил работать на него всю оставшуюся жизнь, делать всё, что угодно, если он даст моему сыну шанс стать кем-то лучшим, чем простым наркоманом, но он не знал пощады. Он сказал мне, что так и не простил меня за то, что я женился на девушке, которую он любил, и что он намерен продолжать давать моему сыну наркотики до тех пор, пока для него не останется никакой надежды. Он знал, что в конце концов это убьёт меня так же, как убило мою жену.

— В конце концов, я решил убить его, и сделать это до того, как он успеет сообщить в свою организацию, чтобы кто-нибудь продолжил посылать наркотики моему сыну. Это был единственный способ, который я смог придумать. Я следил за ним и изучил его привычки. Я часами наблюдал за домом и выяснял, кто и когда входил, а также в какое время Уолтон, скорее всего, был один. Я обнаружил, что почти всегда, когда почтальон приносил почту, Уолтон подходил к двери, чтобы забрать её. Мне также показалось, что он обычно оставлял дверь открытой, потому что через несколько минут всегда возвращался и закрывал её. Он был очень забывчивым и рассеянным. Он забывал закрыть дверь, когда получал письма, но вспоминал об этом через несколько минут.

— Мне показалось, что вот он — тот шанс, который так был нужен мне. Я поехал в Нью-Джерси, где меня никто не мог узнать, и заказал униформу почтальона. Я поехал в другой город и купил сумку почтальона. Я знал, что люди обращают на почтальона не больше внимания, чем на проезжающий мимо грузовик. Он — одна из типичных примет города. Сомневаюсь, что хоть один человек из ста, видящих своего почтальона изо дня в день, сможет описать его. Кроме того, почтовое отделение часто меняет маршрут работников или нанимает замену, выполняющую его работу. Я решил переодеться почтальоном и проникнуть в дом Уолтона под предлогом доставки письма, а затем убить его.

— Я снова поехал в Нью-Джерси и купил маленький закрытый автомобиль. Я заплатил наличными и назвался вымышленным именем. Я попросил мастера по металлу изготовить мне фальшивый номерной знак. Вчера утром я поехал на этой машине, которую невозможно было отследить, накинув поверх униформы почтальона старый дождевик. Припарковал машину за углом, на Амстердам-авеню. Я видел, как настоящий почтальон опускал письма в почтовый ящик этого дома. Затем, когда на улицах стало безлюдно, как обычно бывает в этот утренний час, я скинул дождевик и вышел из машины, закинув на плечо сумку почтальона. Затем повернул на эту улицу. В руке у меня была пачка писем, а в сумке — другие, так что все, кто меня видел, думали, что я почтальон, и не обращали на меня внимания. У меня даже были письма, адресованные людям, живущим в этом квартале, и я проштамповал марки, грубо, но достаточно искусно, чтобы этого не заметили.

— Потом вошёл в вестибюль этого дома. Как я и надеялся, Уолтон оставил дверь незапертой, но даже если бы он этого не сделал, я бы всё равно вошёл. Я бы позвонил в колокольчик, и когда Уолтон открыл бы дверь, я бы сказал, что у меня для него срочное письмо. У меня действительно было письмо, которое я приготовил как раз на такой случай. Я мог бы изменить голос и надвинуть кепку на глаза, хотя он, вероятно, всё равно не обратил бы на меня внимания. Но дверь была не заперта, и я вошёл. Я нашёл Уолтона в этой комнате, он курил сигарету и читал письмо, одно из трёх, которые были доставлены несколькими минутами ранее.

— Он сидел за этим столом, и прежде чем он успел встать или хотя бы спросить у меня, чего я хочу, я достал со дна почтовой сумки револьвер и выстрелил ему в голову. На пистолете у меня был глушитель, поэтому шума было немного. Я уже собрался уходить, когда услышал, как кто-то, как мне показалось, идёт по вестибюлю. Теперь я думаю, что это, должно быть, был Калинетти, подметавший ступеньки, но тогда я не знал, кто это был. Я боялся, что кто-нибудь войдёт и застанет меня с пистолетом в руке.

— Но я был готов даже к этому. Во время предыдущего посещения этого дома я обратил внимание на старинные часы с отделением под циферблатом. Насколько я знал, ключа к ним не было, но в следующий раз я захватил с собой немного воска, и мне удалось сделать слепок замка. Я заказал ключ. Для этого пришлось съездить в Джерси-Сити, где его изготовили так, чтобы меня нельзя было отследить. Поэтому, когда я услышал шаги снаружи или, как мне тогда показалось, в вестибюле, я открыл часы, привязал пистолет к маятнику, закрыл дверцу и запер её на ключ. Я не стал класть пистолет плашмя на дно, потому что боялся, что часы сдвинутся с места и пистолет будет издавать шум при перемещении. Я надеялся, что такого не произойдёт, если привязать его к маятнику, и шума бы не было, если бы я использовал более короткую верёвку.

— У меня была заготовлена история для любого, кого я мог встретить, выходя из дома. Я бы сказал, что доставлял почту и обнаружил, что дверь открыта. Это показалось мне необычным, и, войдя, я обнаружил Уолтона мёртвым. Тогда полиция увидела бы во мне всего лишь почтальона с сумкой, набитой письмами, и, я думаю, они бы записали моё имя и отпустили меня. И они никогда бы меня больше не нашли. Но если бы они обнаружили почтальона с пистолетом в его почтовой сумке, они бы его задержали.

— Сделав это, я немного подождал и затем вышел из дома. Уходя, я увидел, как Калинетти подметает тротуар, но я не обратил на него внимания, а почтальон был настолько обычным человеком, что он тоже не обратил внимания на меня. Вы, наверное, слышали, что он принял меня за настоящего почтальона. Я дошёл до Бродвея, сел в трамвай и доехал до Центрального вокзала, где взял плащ и шляпу-котелок. Я зашёл в курительную комнату и сел в кабинку. Там я надел шляпу и плащ, а потом пошёл домой, где сжёг форму. Почтовую сумку