Он поднял глаза и по очереди оглядел людей, находившихся перед ним.

— Возможно, — медленно произнёс он, — это сделал кто-то из вас!

Они ничего не сказали, но атмосфера нервного напряжения, неуверенности в том, что инспектор Конрой предпримет дальше, распространилась по комнате, пока всё помещение, казалось, не зарядилось, словно от электрической батареи. Конрой склонил голову, изучая записи, сделанные им во время допроса, и его правая рука медленно поползла под стол.

Внезапно старые дедушкины часы начали тикать.

Вообще-то тиканье часов — самый обычный звук. Оно так часто достигает барабанных перепонок человека, что никто его не замечает, если только нет каких-то особых обстоятельств, привлекающих к нему внимание. Так было и в данном случае. Каждый из сидевших за столом напротив инспектора Конроя, должно быть, знал, что часы не шли, когда они вошли в кабинет, и что они не шли во время осмотра; действительно, достаточно взглянуть на них, чтобы понять, что они не шли уже много лет. Однако никто, казалось, не заметил, что они уже запущены, что они тикают ровно, но с почти сверхъестественной громкостью — никто, за исключением Мартина Керригана.

В тот момент, когда часы начали тикать, Керриган судорожно втянул в себя воздух. Его лицо стало белым, как у призрака. Он наклонился вперёд, вцепившись в подлокотники стула так, что костяшки пальцев побелели на фоне кожи. Затем он поднял дрожащую, как в лихорадке, руку и указал куда-то за плечо Конроя.

— Часы! — хрипло выдохнул он. — Часы! Они идут!

Инспектор Конрой, наблюдавший за ним, мрачно улыбнулся.

— Да, — сказал он, — они идут, Керриган. Но почему это так удивляет вас?

Керриган в какой-то мере овладел собой. Он пожал плечами и откинулся на спинку стула. Инспектор Конрой повернулся к детективу Болтону, который, узнав, что трое китайцев благополучно добрались до управления, вернулся в комнату и теперь молча стоял у двери, как и во время всего допроса.

— Болтон, — сказал инспектор, — отведите всех этих людей, за исключением Керриган, в столовую и подержите их там полчаса. Затем, если от меня не будет вестей, отпустите их домой. Керриган, вы останетесь здесь, а вы Киган, побудете в коридоре, где я смогу позвать вас, если вы мне понадобитесь.

Все свидетели, кроме Керригана, вышли из комнаты.

Они шли, удивлённые, но радостные, всё ещё опасаясь, что с ними может что-то случиться.

Керриган тихо сидел в своём кресле, дрожа от волнения. Он вскочил на ноги, когда Калинетти, последний из остальных, прошёл через дверной проём, и сделал вид, что собирается последовать за ним. Но остававшийся начеку патрульный Киган схватил его и силой усадил обратно на стул. Затем он быстро провёл рукой по телу мужчины, ощупывая карманы.

— Оружия нет, инспектор, — сказал он.

— Ладно, Киган, — сказал Конрой, — побудьте в коридоре.

Киган вышел, а инспектор Конрой повернулся к Керригану.

— Так это были вы! — сказал он. — Вы убили Уолтона!

— Что заставило эти часы тикать? — прохрипел Керриган. — Почему они пошли? Что заставило их начать тикать?

— Вы убили Уолтона? — потребовал ответа Конрой.

— У вас нет доказательств! — хрипло бросил Керриган. — У вас ничего нет против меня!

— Вы забыли про часы, — сказал инспектор. — Тиканье часов выдало вас с головой. А теперь я расскажу вам, что вы сделали, Керриган.

Он наклонился вперёд и посмотрел в глаза сидевшему перед ним человеку, который теперь дрожал от осознания того, что его раскрыли, и боялся того, что стало известно инспектору.

— Вы убили Уолтона, Керриган, — сказал Конрой, — а затем открыли часы и подвесили револьвер на верёвочке к маятнику. Вы думали, что его никогда не найдут, потому что часы не открывали годами, дверца была заперта, и нигде поблизости не было ключа.

Керриган ничего не сказал. Конрой повернулся к часам, достал из кармана ключ и отпер стеклянную дверцу нижнего отделения, а затем широко распахнул её.

— Смотрите, Керриган! Вот пистолет, а за ним то, что заставляет часы тикать!

Керриган посмотрел. Он увидел, что с маятника свисает на шнурке револьвер сорок пятого калибра, из которого он убил Уолтона, с глушителем, всё ещё надетым на ствол; он также заметил, что в заднюю стенку часов вмонтирован телеграфный датчик. И как раз в тот момент, когда он во все глаза смотрел на часы, рука инспектора Конроя скользнула под стол, послышался слабый звук зуммера, и датчик начал ритмично печатать точки, со звуком похожим на тиканье часов.

— Видите ли, Керриган, — сказал инспектор, — именно это заставило часы работать, или, скорее, заставило вас думать, что они работают. Телеграфисты, как вы, наверное, знаете, используют автоматическое отправляющее устройство, называемое «жучок», которое можно настроить таким образом, чтобы оно отправляло столько точек и тире в минуту, сколько требуется, в зависимости от скорости получателя. Нажимайте на одну сторону панели отправки, и будут отправляться точки, пока рука не поднимется; нажимайте на другую сторону, и будут отправляться тире.

Керриган беспокойно заёрзал на стуле.

— Ничто не указывает на то, что это я положил револьвер туда, — сказал он.

— Это правда, — сказал инспектор, — но на этом пистолете есть несколько красивых отпечатков пальцев. Ими покрыта вся рукоятка. Возможно, они ваши. И я, безусловно, собираюсь продержать вас под арестом достаточно долго, чтобы выяснить это.

— Да, — медленно произнёс Керриган, — они мои. Я убил его. Но как вы нашли этот пистолет?

— Ну что ж, Керриган, — сказал инспектор, — теперь, когда вы сознались, и это признание было услышано мной и патрульным Киганом, который, уходя, не закрыл за собой дверь, когда ваше признание было услышано и записано двумя людьми на другом конце диктофона, установленного в этой комнате, — теперь, когда всё это было сделано, я расскажу вам.

— Во-первых, на пистолете нет отпечатков пальцев. Если бы они были, во всём этом не было бы необходимости. Я бы просто взял отпечатки ваших пальцев и пальцев других людей и сравнил их. Керриган, при