годится. Из моды лет сорок как вышел.

— Посоветуйте где приобрести и подскажите, что в моде, я куплю, — отвечаю спокойно.

— Вот это другой разговор, — похвалил, выводя к выходу на улицу. — И в цирюльню сходить нужно. Иначе полиция будет тормозить вас на каждом шагу. А это нам совершенно ни к чему.

— Схожу и в цирюльню, — отвечаю неуверенно, вылавливая неоднозначные взгляды встречных прохожих дам и господ.

Мда. Мода в столице совершенно иная, нежели у нас. Здесь костюмы с галстуками мужчины носят. Женщины же по–всякому изгаляются.

Пройдя здание насквозь, выходим на улицу, и в груди происходит очередной «ах» от простирающейся картины. И всё это с резким контрастом от смены людского гомона внутри на уличные звуки. Птичек чириканья под солнышком, стука копыт, гудков, шума лёгкого ветерка.

Привокзальная площадь, как три плаца училищных вместе, усеяна экипажами с яркой росписью, есть и автомобили! Посередине памятник беломраморный с всадником метра под три. Дороги вокруг широкие и вымощены камнем гладко, дома массивные, и все с барельефными росписями, на каждом фасаде отдельное искусство зодчий выдаёт. Деревья и кусты, аккуратно выстриженные, вдоль по вымощенному камнем тротуару растут.

Впереди набережная облагороженная, под лучами дневного солнца блики от воды праздные идут. Кораблики по ней ходят прогулочные. Дальше до горизонта домов да дворцов не счесть. Золотые купола соборов и церквей блестят высоко, слепя не хуже солнца. Башня, в небо уходящая, чуть правее сразу в глаза бросилась. На ножках в виде пирамиды конструкция, широкая у основания и тонкая вверху.

На крыльце Сергей Семёнович не стал торопить, дал мне минуту переварить увиденное.

— Николаевская башня, высота 375 метров, парижскую Эйфелеву переплюнули на сорок пять метров, — прокомментировал он обыденно. — Полагаю, вас тут лет шесть не было, раз так удивляетесь.

— Десять.

— Что ж, поздравляю. Много интересного за удовольствие познать. Ведь Иркутск десять лет назад и Иркутск сейчас — это совершенно разные города.

— Скажите, сударь, вы ещё не нашли её? — Озвучил то, что меня действительно волнует.

— Нет, к сожалению, пока топчемся на месте, — ответил, подозрительно посматривая на прохожих, и двинул дальше. — Но не расстраивайтесь, никуда она из столицы не денется.

— К чему такая уверенность? — Спрашиваю ровняясь.

— Тайна следствия, сударь, поэтому не могу сказать. Но уверяю вас, зацепки есть и они весомые.

Вышли на широкий тротуар и двинулись вправо вдоль здания вокзала. Дамы и господа парами и по отдельности прогуливаются через каждые тридцать–сорок метров. Шляпки у всех, непривычно на голове такое видеть. Похоже, один я без головного убора и хожу.

Даже худощавый парнишка с листовками, одетый по старомодному, как я, и то со шляпкой. Ко всем пристаёт, зазывая звонко:

— Цирковое представление! Лучшие акробаты Империи прибыли почтить своим присутствием вашу солнечную столицу! Каждый вечер на Пушкинской площади волшебное!! Душещипательное!! Невообразимо особенное!! Представление!! Приходите, дамы, господа!!

Сыщик мимо ведёт, сделав лицо непроницаемым. А я заинтересовался листовками, уж больно красочные они. Чуть притормозил даже.

В ответ парень в меня взглядом уцепился. Вообще не отводит.

— Ты не местный, барин? Такого ты точно не видел. Акробаты от Бога выступают. Вижу по глазам, душа твоя болит, приходи, развейся. Ещё неделя и уедем. Держи, — говорит прям по–свойски.

Принимаю листовку, как завороженный.

— Благодарю, — отвечаю с неловкостью, а парника уже и забыл, что я здесь, следующего мужчину обрабатывает.

— Тридцать бродячих цирков по всему городу, — комментирует сыщик. — Всё у всех одинаковое. Но некоторые действительно измываются над зрителем пуще прочих. Без страховки выступают, даже падения инсценируют с чудесными воскрешениями. Если не были, рекомендую посетить. Но опять же, когда на местного походить будете. Иначе обработают так, что без копейки в кармане останетесь. И без документов, чего нам никак допускать нельзя.

Впереди ещё один зазывало. На этот раз с листовками девочка, похожая на балерину по одежде. Но эта уже к нам бежит сама на цыпочках. А мы резко заворачиваем на площадку к одиноко стоящему автомобилю с открытым верхом, у которого на корточках по виду беспризорник сидит.

— Всё в ажуре, господин, — отвечает мальчишка лет двенадцати, но так нагло, будто вор со стажем уже.

Сергей Семёнович кидает ему монетку, тот ловит и выдаёт:

— Обращайся, если что.

Уже игнорируя «сторожа» сыщик за руль садится. А я стою, как дурак, не зная, как и подступиться.

— Что, никогда автомобилей не видел, барин? — Усмехнулся пацан.

— Так близко нет, — признался честно.

Не то, чтобы я сильно восхитился. Скорее интересно стало, как наши теперь умеют. Глядишь, скоро и мехаров строить научатся.

Когда всё же уселся под чутким руководством сыщика, первое впечатление прошло. И я понял, что этот механизм мехару и в подмётки не годится. Там уж металл, как металл. А здесь всё какое–то хрупкое.

В подтверждение сыщик выругался, позабыв о всяком такте:

— Что ж ты дверью так хлопаешь!

— Простите, сударь. Техникой сей не владею, — ответил спокойно, устраиваясь рядом с водителем.

— Триста девяносто рублей если лишние есть, овладеете, господин Сабуров, — ответил мужчина, быстро растаяв. — Ещё десять за уроки вождения придётся отдать.

Завёл, поехали.

— Проголодались, наверное, — заговорил, когда выехали на дорогу и двинули с ветерком. — Заедем перекусить? Есть одно проверенное местечко.

— Не откажусь, — отвечаю, завидев в небе огромное серое тело дирижабля.

— О, как быстро приметили, — удивился. — Это гражданская авиация Британии. Впечатляет, да?

— Раз в шесть больше боевых, — примерно прикинул я. — И что здесь забыли англичане?

— Как что? Иркутск — столица мира. Вы по бедной и несчастной восточной железнодорожной магистрали не судите. У нас ещё три вокзала и два аэропорта. Пути сообщения по земле, воздуху и воде с Европой, Азией и Африкой. Уже и напрямую, минуя