на него со странным выражением, он бы мог назвать его гневом или яростью, но она быстро совладала с собой. Этот дом и эта земля принадлежит нашей семье уже семь поколений, и мы с братом никогда его не продадим. А когда Базиль женится, или ты выйдешь замуж? Он никогда не женится, сказала Алиса. Почему же? Алиса посмотрела ему прямо в глаза. Я всегда общалась с тобой, как с взрослым, сказала она, но есть вещи, которые ты сможешь понять, только когда повзрослеешь. Не узнать о них, пояснила она, поскольку от человека наших способностей скрыть что-либо очень тяжело; я говорю о способности понять и принять других людей и их привычки, какими бы странными они нам не казались. Я ничего не понял, сказал Северин. Неважно, ответила Алиса. Ну а ты, спросил мальчик. У тебя тоже есть привычки, которые мешают тебе выйти замуж? А ты думаешь, это так просто? Ну да, ответил он, что тут сложного. Вряд ли я смогу встретить мужчину, который сможет принять меня такой, какая есть. Да и мне будет тяжело ужиться с другим, я же не смогу отключить свой дар по щелчку пальцев, а в семейной жизни есть такие стороны, о которых лучше не знать. Да и возраст, и внешность у меня не самые подходящие для брачных уз. Она посмотрела в окно, из которого был виден пруд, гладь которого рассекала стайка залётных уток. По-моему, ты красивая, покраснев, сказал Северин. Спасибо, сказала Алиса.

Северин так и не понял, какие склонности Базиля она имела в виду. Он жил в городской квартире, в доме появлялся редко, в основном к воскресному ужину, который готовился под чутким руководством Алисы. Мальчик начал смутно догадываться о сути привычек Базиля, лишь после того как тот к одному из ужинов привёл своего приятеля (так сказал сам Базиль), полноватого молодого человека с длинными волосами. Дар Северина не дал ему прямых ответов, но и полученных намёков было достаточно, чтобы опустить взгляд в тарелку и не смотреть гостю в глаза.

Базиль приводил своего приятеля ещё несколько раз, потом его сменил другой, хрупкий молодой человек с грустным взглядом, потом следующий, потом ещё один. За несколько лет приятелей сменилось больше десятка, но не один не продержался больше полугода. Видимо, из-за профессии Базиля, который был очень известным посмертным фотографом. Узнал об этом Северин случайно, уже на втором или третьем году проживания у Алисы, когда после посещения Базиля обнаружил забытый им бювар с фотографиями.

Фотографий было немного, штук примерно десять. Он вытащил их обратной стороной наружу, но удивился, насколько холоден был картон. Перевернул фотографии и сразу понял, почему так веяло вечной мерзлотой. Перебрал их, некоторые были теплее, те, где рядом с мертвецами фотографировались живые люди – мать с маленьким сыном на руках, двое взрослых мужчин с сидящим между ними покойником. Северин слышал о post mortem, но видеть самому ещё не приходилось. Мёртвых от живых по фото отличить было непросто, Базиль дорисовывал открытые глаза на негативах, позы были естественны, и Северин мог только догадываться, с помощью каких приспособлений удалось этого добиться. Если присмотреться, то у покойных кожа на руках была темнее, лицо гримировалось, а про руки забыли. Он положил фотографии на место, в комнату вошла Алиса и остановилась рядом. У Северина промелькнула мысль, что Базиль оставил бювар специально для него.

– Не нужно было так долго скрывать, – сказал Северин.

– Скрывать что?

– То, чем занимается Базиль. Всё равно я бы узнал.

Алиса пожала плечами.

– Я давно хотела рассказать, Базиль не разрешал, ты для него всё ещё маленький мальчик. Да и стеснялся он, наверное.

– У него здорово получается, – сказал Северин, – очень натурально. А я всё думал, почему от него иногда веет холодом.

– Ну да, это обычное дело после съёмки post mortem.

Из любопытства Северин попросил Базиля позволить ему поучаствовать в съёмке. Сначала Базиль категорически отверг такую возможность, но после разговора с Алисой, согласился. «Этот мальчик знает о смерти куда больше, чем ты, – сказала она. – И мертвецов видел поболее твоего».

Весь день они ехали в трясучем экипаже с протекающей крышей, по скверной дороге под дождём. Базиль, одетый в дорогой костюм, укрывал плащом фотоаппарат и коробки с принадлежностями.

– Не понимаю, зачем это тебе, – говорил Базиль, стараясь сохранять вертикальное положение.

– А тебе? – спросил Северин.

У него уже пробивались усы, и он время от времени притрагивался к верхней губе.

– Я художник, – объяснил Базиль, – исследую все стороны человеческой души. Я считаю, что фотография честнее красок запечатлевает окружающий мир, не искажает его глазами живописца. Кроме того, я помогаю людям сохранить память о своих близких.

Дождь продолжал стучать в стёкла, за окнами тянулся всё тот же унылый равнинный пейзаж.

– Надеюсь, тебе заплатят достаточно, чтобы эта поездка окупилась.

Базиль нагнулся к Северину и, понизив голос, как будто кто-то ещё мог их услышать сквозь грохот и скрип экипажа, сказал:

– Я единственный, кто согласился приехать. Говорят, здесь несколько человек скончались от гриппа.

Базиль радостно смотрел на Северина, словно сообщил ему приятную новость. Он наслаждался своей смелостью и надеялся, что Северин разделит это чувство.

– Грипп в Китае и Индии. Откуда бы ему взяться здесь?

Базиль лишь махнул рукой. Ему отчаянно хотелось, чтобы там, куда он едет, свирепствовала эпидемия. Он уже воображал себе снимки опустевших деревень, людей, валящихся с ног прямо на улицах и газеты с его фотографиями на первых страницах.

Наконец, они подъехали к длинному несуразному дому, как по заказу прекратился дождь. Базиль не доверил слугам свой фотоаппарат, бережно внеся его в дом под мышкой. Внутри уже повсюду суетились люди, оказывается, покойного держали в леднике до приезда фотографа. На Северина никто не обратил внимания, и он просто стоял в стороне, наблюдая, как Базиль настраивает камеру.

Покойного расположили на стуле, зафиксировав незаметными под одеждой ремнями. Родственники подходили и садились на стулья по обеим сторонам необычной модели, судя по всему, не испытывая никаких неудобств от соседства с трупом, пусть и хорошо загримированным.

– Это ещё что, – сказал Базиль во время одного из небольших перерывов, – а раньше родственникам приходилось сидеть рядом с покойником по часу и больше, пока длилось экспонирование.

Северин молча наблюдал, как среди живых мечется дух умершего, тщетно пытающийся обратить на себя внимание. Кажется, его привлекали вспышки магниевой ленты. После каждого щелчка затвора слуга щёткой сметал магниевый порошок с костюма покойника, а другой подметал пол возле места съёмки. Дух постоянно пытался пристроиться за рядом стульев,