марш и опрометью выбежала из подъезда.

Все, что было у нее за спиной – это зимняя луна, бледная и выцветшая, черно-синие тени от деревьев и домов. Шагов через сто она спохватилась, выбросила оружие в снег и побежала дальше. Скрывшись в ночной тени многоэтажного дома, она прислонилась спиной к стене. И тут увидела таксу, которую уже звал хозяин. Заботливый мужчина в полушубке и лисьей шапке осторожно заметил, что у Риты разбита губа, и она соврала, что поскользнулась. Он предложил девушке помощь, но та вежливо отказалась: мол, живет через три дома.

Сейчас ей нужно было как можно скорее убраться из этого района.

Оставшись одна и вдоволь наревевшись, она наконец отдышалась. С опаской оглядываясь по сторонам, словно что-то украла, Рита вышла к другой дороге. Она только что убила человека, и с этим надо было смириться. Такси вызывать не решилась – в случае чего ее бы потом легко опознали. Рита остановила старенькую «шестерку», за рулем которой сидел пенсионер, и всхлипнула:

– Простите пожалуйста, я только что с парнем поругалась. Убежала от него. Мне до мамы доехать надо. Это в центре. Деньги у меня есть. А то замерзну тут…

– Садитесь, – кивнул пенсионер. – Эх, молодежь, все вам неймется, – посетовал он, когда Рита забралась в теплый салон. – Живете, сами не знаете как. А у родителей за вас сердце болит. Вот об этом помнить надо.

– Я о своей маме никогда не забываю, – откликнулась Рита. – А парень мой ей никогда не нравился.

– Вот-вот, – назидательно кивнул водитель. – И слушаться родителей тоже не мешает.

Оказалось, ему тоже в центр. Рита вышла за три квартала от дома Вершинина, торопливо прошла их и скоро оказалась за неприступной оградой элитного дома. Она позвонила Лере Ромашовой и торопливо сказала:

– Слушай, подруга, прости меня. У меня две беды случилось. Мой Лев Витальевич заболел, я ведь его оставила с температурой под сорок. С тяжелой душой уехала, и бог меня наказал: поскользнулась и лицом в снег. Пришлось вернуться. Все на днях сделаем, только оклемаюсь. Лерка, клянусь тебе!

Лифт поднял ее к облакам, к пентхаусу, где жил коротышка-лев. Он открыл дверь, удивленно захлопал глазами.

– Представь, – она перешагнула порог, – поскользнулась, ударилась губами о лед, какая уж тут учеба. Решила к тебе под крылышко. Завтра буду учиться. Или послезавтра.

– Милая. – Он трогательно обнял ее, бесконечно радостный, что его юная любовь не просто вернулась в эту ночь, а выбрала именно его для своей защиты. – А головой-то не ударилась?

Она трогательно потянула носом:

– Немного.

– Не кружится? – Он уже помогал ей раздеться, заодно разглядывая лицо. – Может, «Скорую»?

– Да нет. Шапка помогла. Голова не кружится, не тошнит, в глазах не двоится. Переживу. Вот только целоваться теперь с тобой не смогу целую неделю. Увы. Потерпишь? – улыбнулась она и тут же сморщилась от боли.

– Потерплю, Риточка, – привлекая ее к себе, нежно проворковал он. – Да, губы припухли, вижу. Что взять с наших тротуаров зимой? Каждый прохожий – потенциальный смертник. Я тебе, милая, сейчас компресс сделаю. И вискарика пару глотков не помешает. Только рану не обожги.

2

Утром Вершинин уехал в офис. Рите он заботливо сказал: «У тебя отгул минимум на три дня, даже не думай возражать. Пусть твоя подруга сама приезжает к тебе – тут реферат напишете». Посмотрел на ее лицо, на губы, покачал головой: «Да, крепко ты врезалась в лед, надо было еще постараться».

Когда он ушел, Рита сбросила ноги с постели, встала, подошла к зеркалу. И вновь оно – это говорящее зеркало, в котором она видела себя всегда новой, взрослеющей, что-то совершившей. Часто нечто ошеломляющее. На этот раз поступок был страшным. Ей нисколько не жалко было того подонка, которого она застрелила, но факт оставался фактом: из отражения на нее смотрела убийца. Однако это уходило на второй план. Мысль о выброшенном пистолете, небольшом кусочке стали, канувшем в безымянном сугробе, не выходила из головы. Этот поступок был безрассудным, совершенным в состоянии аффекта. Вчера ей стало страшно, что ее схватят с поличным. Выйдет из-за дома наряд, предводитель бросит: «Ату ее!» – и сцапают. Никто бы не вышел и не сцапал! Никого не было, кроме таксы Мики и ее добродушного хозяина. Пистолет надо было выбрасывать подальше от места преступления. А еще лучше предварительно разобрать на части и отправить по мусорным бакам всех районов города. Но что сделано, то сделано. Задним умом не проживешь.

Рита приняла душ, выпила апельсиновый сок. Аппетита не было. Она лихорадочно соображала, что теперь делать. Что вообще делают в таких ситуациях? Пойти в полицию и обо всем рассказать? Но этот шаг был выше ее сил. Его она сделать просто не могла.

Зазвонил телефон. Рита с опаской взглянула на экран – с него улыбалась Лера Ромашова. Меньше всего ей хотелось сейчас говорить с Лерой, да вообще с кем бы то ни было. Но звонок был неумолимо настойчивым. Рита долго не могла решиться: ответить или нет. Переборов опасения и тревогу, она потянулась к трубке.

– Да?

– Алло, Рита? – быстро заговорила Ромашова. – Привет! Чего трубку не берешь?

– Привет, – отозвалась Сотникова. – В душе была.

– Понятно. Как себя чувствуешь? Как твоя губа?

– Распухла. Я невыездная. Мне даже Лев три дня отгула дал.

– А как же наш реферат? – захныкала Ромашова. – Я из института звоню. Может, мне потом к тебе приехать?

– Нет, не надо. Я все сделаю сама. Сегодня. За нас обеих. Только оклемаюсь, кофе попью. Так что не дергайся.

– Сама?

– Лерка, – Рита взяла чуть снисходительной тон, – ты только учишься журналистике, а я уже сотни статей написала. Я же как танк работаю. И пишу в десять раз быстрее тебя. Если честно, ты меня только задерживать будешь.

– Ладно, – проговорила Ромашова. Кажется, она сразу успокоилась. – Тебя точно навестить не надо?

– Завтра навестишь, – ответила она. – Сегодня буду работать.

– Хорошо. Да, вот что! – вдруг воскликнула Лера. – Ритка! Забыла сказать! Тебе же повезло, что не приехала. Ты со своей губой легко отделалась. У нас в подъезде парня застрелили этой ночью… Ты меня слышишь?

У Риты бешено стучало сердце.

– Ничего себе!

– Да! Я его сама видела. Одним глазом. Бритоголовый какой-то. А ведь ты могла на них налететь, убийцу и убитого, свидетелем стать, представляешь, ужас какой?

– Не представляю. И что полиция говорит?

– Это ты лучше у нее спроси. – Лера усмехнулась: – Их тут столько было, кстати. Я кое-что услышала. Там один седой следователь был, в штатском. Он сказал: «Да, верно, это