Сложив сертификат, Ги взялся за следующий. Тот знаменовал продажу мануфактуры "Анниверсер-де-ля-Сакре-де-Жозеф-ле-Гран" некоему Арману Фё. Третий и четвертый документы касались сделки по сталеплавильному заводу в городе Келле. И, наконец, по последнему договору де Валансьен требовал шесть миллионов крон за две фабрики в Ай-Лаке, но не получил их и согласился на пять с половиной.

Де Валансьен не обманул избирателей во время пламенной речи на площади покровителя нищих. Но вот фамилии покупателей вызвали у Ги сомнения. Будучи близким помощником Шедерне, который знал все состоятельные семьи Лутеции, он успел выучить их наизусть. Шеф любил разглагольствовать на тему честно и нечестно нажитых денег. Фамилии всех покупателей недвижимости ничего Ги не сказали. Создавалось впечатление, что предводитель Партии Справедливости и Равенства не избавлялся от собственности, а лишь передавал ее в чужие руки на время. Или формировал новую элиту из преданных сторонников. И то, и другое было резонно и логично, но от сделанных выводов Ги стало не по себе. Он был лучшего мнения о лидере ПСР.

Схватив первую попавшуюся бумагу – ею оказалось одно из писем "незначительной" стопки, Ги записал: "Проверить: Трансконтиненталь, Анниверсер". В Келль, а уж тем более – Хаймин добраться в нынешнем положении было трудно, если не сказать – невозможно, так что разоблачить де Валансьена следовало прямо здесь, в Лутеции.

Конверт имени Амарикуса содержал всего одну бумагу – распечатку аудиографической переписки. Измен и сделок в ней не упоминалось, половина слов шифровалось и потому была не читаемой, но даже то, что Ги понял, выглядело крайне любопытным.

"– Минус одно дерево. Контроль в целом сохранен.

– Оставляю на твое усмотрение. Сколько поставок КС ждать?

– При встрече.

– Сбыт?

– В порядке. Ван Рёки – та еще заноза, но до полной ликвидации сдержим.

– Не имеет значения. Филипп сворачивается и требует того же от меня.

– Учтено".

С кем общался Амарикус, Ги не знал. Записи с обратной стороны письма неинтересного врача пополнила надпись: "Свен: Амарикус". Не желая лезть на рожон и навещать второе лицо Партии Справедливости, Ги предвидел, что его делишки напрямую связаны с де Валансьеном и потому задумал узнать об Амарикусе все, что только возможно. Упоминание деревьев, некоего зашифрованного как КС товара, сбыта и поставок само по себе не было чем-то загадочным, но раз переписку удосужились распечатать и продать гиенам, колдун ПСР скорее всего предпочел бы оставить все это в тайне.

Компромат на принцев и Бофора к махинациям де Валансьена отношения не имел. Луи-Альбер оказался любителем мужчин. В двух десятках посланий он изъяснялся в любви к некоему Марку. Кардинальская сутана, надетая им пять лет назад, по мнению Ги, вполне могла затрещать по швам, окажись эта информация опубликована. Из письма престарелого принца Франка выяснилось, что в ходе подавления айлакского восстания он применял запрещенную всеми цивилизованными державами некромантию для угнетения боевого духа противника и прямых атак. На мануфактуре Бофора же, как сообщалось в полицейских рапортах, неоднократно замечены были этериальные сущности. Владельцу рекомендовалось пригласить сведущего специалиста для их уничтожения.

Разочаровавшись было в этих подборках, Ги бросил их назад в сундучок, но тут взгляд упал на письмо Рейнольду, и его осенило. Все эти бумаги связывало одно: возможность выручить за них деньги, и в случае с делами королевских особ – деньги немалые. Как раз то, чего оказавшемуся практически без монетки в кармане Ги не хватало!

Ты докатился, Ги Деламорре, сказал молодой человек самому себе, превратился в презренного шантажиста. Неужели ты станешь угрожать человеку только из-за его предпочтений в постели или несчастному фабриканту, чье предприятие оккупировала нечистая сила? Разумеется, нет. А вот военный преступник не заслуживал сочувствия.

Он взял письмо Франка. То было предназначено духовнику Франка, его преосвященству кардиналу де Шавиньи, и представляло собой длинную исповедь, в которую включались как прегрешения незначительные, так и потрясавшие воображение масштабами злодеяния.

"Мэтры, владеющие оккультными искусствами, по моему приказу обратили таланты на благо Великой Змеи, врага рода человеческого, и к павшим на поле брани дерзновенным повстанцам применили черные чары наихудшего свойства. Восставшие из мертвых солдаты направлены затем были против недавних братьев по оружию. Не осмеливаясь беспокоить разум вашего преосвященства описанием зверств, творимых немертвыми, признаюсь и каюсь в них. Вина лежит на мне".

Это трогательное раскаяние не вызывало у Ги никаких эмоций. Легко же принцу Франку признавать вину в семьдесят с лишним лет, уже не видя никаких перспектив и радостей в жизни! Совершая преступление, задумывался ли он о том, что спустя годы не сможет найти в себе силы взглянуть в глаза даже священнику, а от совести отделается формальным письмом?

Сложив исповедь, Ги упаковал ее в конверт и сунул в карман. Туда же последовало и письмо Рейнольда. Бумаги, касавшиеся де Валансьена, Ги запрятал в саквояже, а остальное сложил в сундучок и задвинул его под кровать. Ненадежность тайников вполне уравновешивалась тем фактом, что Ги считали погибшим, а связь блиц-отеля с убитыми кеметцами не усмотрел бы даже самый проницательный оперативник.

Для успешного шантажа принца Франка требовалось три вещи. Первая: аудиограф, с которого отправилось бы послание. Второе: номер дворцовой канцелярии. Третье: укромное местечко, где сделка не привлекла бы лишнего внимания. Неплохим подспорьем стала бы пара лишних рук, но рассчитывать на нее Ги не стал. Единственным человеком, к которому он готов был обратиться за помощью, являлся Свен, но тащить его на встречу с королевскими агентами... Ги еще не сошел с ума. Тем максимумом, который он мог вытащить из информатора, был аудиографический номер.