На следующее утро я упаковал свою сумку и ушёл, понимая, что моё пребывание в отеле оказалось бесплодным.

Я вернулся в дом сестры, и застал её в возбуждённом состоянии. Она разговаривала с аптекарем, живущим наверху; она была в ужасном состоянии и сказала, что всё утро пыталась связаться со мной.

Сегодня она проснулась и обнаружила цветочный горшок у окна своей спальни, опрокинутый, а кусты под окном были истоптаны. По боковой стене дома, в нескольких метрах друг от друга, тянулись две огромные косые черты, начинающиеся от крыши и идущие прямо до земли.

«Боже мой, как летят годы. Флегматичный человек средних лет. А ведь буквально вчера я был молод, полон энтузиазма и трепета перед тайной разворачивающегося мира».

— Лавкрафт, 20 Августа 1926 г.

Больше мне нечего сообщить. Здесь история вырождается в неслыханную коллекцию предметов, которые могут или не могут быть связаны: кусочки головоломки для тех, кто воображает себя поклонниками головоломок, случайный рой точек, а в центре широкий немигающий глаз.

Конечно, моя сестра съехала из дома в Индиан-Крик в тот же день и сняла для себя комнаты в отеле в центре Майами. Впоследствии она переехала вглубь материка, и стала жить с подругой в зёленом бунгало, украшенном лепниной, в нескольких милях от Эверглейдс, в третьем по счёту из девяти домиков в непосредственной близости от главной дороги.

Я остановился в её логове, чтобы написать это.

После того, как умерла её подруга, моя сестра жила здесь одна, совершая 40-мильную поездку на автобусе в Майами только в особых случаях: в театр с группой друзей, один-два раза в год за покупками. Всё остальное, в чём она нуждалась, можно было найти прямо здесь, в городе.

Я вернулся в Нью-Йорк, простудился и всю зиму провалялся на больничной койке, посещая сестру гораздо реже, чем хотели моя племянница и её сын. Конечно, попытка выбраться из Бруклина — не повод для насмешек. Человек выздоравливает гораздо медленнее, когда достигает моего возраста; это болезненная истина, которую мы все узнаем, если проживём достаточно долго.

Жизнь Говарда была короткой, но, в конце концов, я думаю, он понимал это. В тридцать пять он мог высмеять безумие друга, «жаждущего молодости», но через десять лет он научился оплакивать потерю своей.

«Годы говорят об одном! — писал он. — Вы, ребята, не знаете, как вам повезло!»

Возраст — это действительно великая тайна. Как ещё Терри мог украсить солнечные часы своей бабушки этой бессмысленной чепухой? «Старей вместе со мной; лучшее ещё впереди». Правда, этот девиз традиционен для солнечных часов, но этот юный дурачок даже не придерживался рифмы. С дьявольской неточностью он написал: «Лучшее ещё впереди», — строчка, которая заставит меня скрежетать зубами, если мне будет, чем скрежетать.

Большую часть весны я провёл внутри дома, готовя себе жалкие маленькие порции и безрезультатно работая над литературным проектом, занимавшим мои мысли. Обескураживало то, что я теперь так медленно писал и так сильно изменился.

Моя сестра только укрепила мой настрой, отправив мне довольно непристойный рассказ, который она нашла в «Энквайрере», о «существе, подобном пылесосу», проникшем через иллюминатор к шведскому моряку. Оно «сделало всё его лицо багровым». Сестра написала сверху: «Видишь? Прямо из Лавкрафта».

Вскоре после этого я, к своему удивлению, получил письмо от миссис Циммерман, в котором содержались множественные извинения за то, что я оставил своё письмо не в том месте, и она обнаружила его только во время «весенней уборки». (Трудно представить какую-либо уборку в «Барклай-отеле», весной или в другое время года, но даже этот поздний ответ меня обрадовал.)

«Мне жаль, что пропавший священник являлся вашим другом, — написала она. — Я уверена, что он был хорошим джентльменом. Вы спрашивали у меня „подробности“, но судя по вашей записке вы, кажется, знаете всю историю. Мне действительно нечего сообщить вам, кроме того, что я рассказала полиции, хотя не думаю, что они когда-либо публиковали все мои показания в газетах.

Наши записи показывают, что мистер Джакту прибыл сюда почти год назад, в конце Июня, и уехал в последнюю неделю Августа, задолжав мне недельную арендную плату плюс различные убытки, которые я больше не надеюсь возместить, хотя я написала об этом в посольство Малайзии. В других отношениях он был достойным жильцом, регулярно платил и практически никогда не выходил из своей комнаты, кроме того, чтобы время от времени гулять на заднем дворе или останавливаться у бакалейщика. (Мы нашли невозможным препятствовать тому, чтобы жильцы ели в комнатах).

Моя единственная жалоба состоит в том, что в середине лета вместе с мистером Джакту мог проживать маленький чернокожий ребёнок, оказавшийся с ним без нашего ведома, пока одна из горничных, проходя мимо его комнаты, не услышала, как Джакту поёт ему. Она не узнала язык, но по её предположению это мог быть иврит. (Бедная женщина, к сожалению покинувшая нас, едва могла читать). Когда она в следующий раз прибиралась в комнате, она сказала мне, что мистер Джакту утверждал, что ребенок „его“, и что она ушла, потому что мельком увидела этого ребёнка, смотрящего на неё из ванной. Она сказала, что ребёнок был голым.

Я тогда не рассказывала про это никому, так как считала, что не имею права судить о нравах своих гостей. Во всяком случае, мы больше никогда не видели этого ребёнка, и мы позаботились о том, чтобы его комната стала абсолютно чистой для наших следующих жильцов. Поверьте, мы получили только хорошие отзывы о наших апартаментах. Мы думаем, что они великолепны, и надеемся, что вы согласны с этим, и я также надеюсь, что вы снова будете нашим гостем, когда ещё раз приедете во Флориду».

К сожалению, в следующий раз я приехал во Флориду на похороны своей сестры в конце той зимы.

Теперь я знаю, что она болела большую часть прошлого года, а я и не догадывался. Не могу отделаться от мысли, что так называемые «инциденты», — бессмысленные акты вандализма, направленные против одиноких женщин в районе Южной Флориды, кульминацией которых стали несколько сообщений о нападениях неизвестного бродяги, — возможно, ускорили её смерть.

Когда я приехал сюда с Эллен, чтобы разобраться с вещами сестры и устроить похороны, я намеревался остаться здесь максимум на неделю или две, наблюдая за передачей имущества. И все же я как-то задержался, после того как Эллен уехала. Возможно, меня