что отпраздновал свой семьдесят седьмой день рождения и что из нас двоих я был гораздо более трусливым; так что на самом деле она подразумевала: «забота о тебе поможет мне отвлечься от всего этого».

«Я не мог прожить и недели без частной библиотеки».

— Лавкрафт, 25 Февраля 1929 г.

Я тоже так думал до недавнего времени. Всю жизнь я коллекционировал книги, приобрёл тысячи и тысячи томов, не расставаясь ни с одним; именно эта громоздкая частная библиотека фактически помогала мне оставаться на якоре в одной и той же квартире в Вест-Сайде почти полвека.

И всё же я сижу здесь, без какой-либо компании, за исключением нескольких руководств по садоводству и полки с устаревшими бестселлерами — не о чем мечтать, нет ничего, что хочется взять в руки. Тем не менее, я выжил здесь неделю, месяц, почти сезон. На самом деле, Говард, ты удивишься, узнав, что есть много вещей, без которых можно прожить. Что касается книг, которые я оставил на Манхэттене, я просто надеюсь, что кто-то позаботится о них, когда я умру.

Но я ни в коем случае не смирился с этим в Ноябре, когда, успешно зарезервировав места на более ранний рейс, я оказался в Нью-Йорке даже раньше чем через неделю.

Всё оставшееся время до рейса я проводил в публичной библиотеке на Сорок второй улице, со львами у входа и без моих книг на полках. В двух читальных залах сидели призраки людей моего возраста и старше, пенсионеры, которым приходилось чем-то заполнять свои дни, бедняки просто согревали свои кости; некоторые листали газеты, другие дремали на своих местах. Никто из них, я уверен, не разделял моего чувства срочности: были вещи, которые я надеялся выяснить до отъезда, вещи, которые в Майами бесполезно искать.

Я не был новичком в этом здании. Давным-давно, во время одного из визитов Говарда, я провёл здесь несколько генеалогических исследований в надежде найти предков более впечатляющих, чем его, и, будучи молодым человеком, я иногда пытался поддерживать себя, подобно обитателям Новой Граб-стрит Гиссинга, сочиняя статьи, заимствуя идеи других писателей.

Но в данный момент у меня не имелось никакой практики: как, в конце концов, найти ссылки на неясный миф о племени в Юго-Восточной Азии, не читая всего, что опубликовано в этой части мира?

Первоначально я пытался действовать именно так; я просмотрел каждую книгу с упоминанием «Малайзии», в названии, что смог найти. Я читал о радужных богах и фаллических алтарях и о чём-то, называемом «татаи», своего рода нежелательном компаньоне; я наталкивался на свадебные обряды и «Смерть от шипов», и на упоминание некой пещеры, населённой миллионами улиток. Но я не нашел ничего о Чо-Чо и ничего об их богах. Это само по себе было удивительно.

Мы живем в эпоху, когда больше нет секретов, когда мой двенадцатилетний племянник может купить свой собственный гримуар, а книги с такими названиями, как «Энциклопедия древних и запрещённых знаний», валяются в каждом магазине уценённых товаров.

Хотя моим друзьям двадцатых годов было бы неприятно признавать это, идея наткнуться на какую-то старую «черную книгу», на чердаке заброшенного дома — какой-то словарь заклинаний, песнопений и скрытых знаний — просто причудливая фантазия. Если бы «Некрономикон», действительно существовал, он продавался бы в мягкой обложке от «Бантам Букс», с предисловием Лина Картера.

Поэтому неудивительно, что, когда я наконец-то нашёл ссылку на то, что искал, она оказалась в самой неромантической форме — в напечатанном на допотопном мимеографе сценарии фильма. Более подходящим словом тут было бы «стенограмма», поскольку сценарий основывался на фильме, снятом в 1937 году. Теперь, эта кинолента, наверно, рассыпается в каком-нибудь забытом хранилище.

Я обнаружил эту стенограмму в одном из тех коричневых картонных пакетов, скреплённых лентами, которые библиотеки используют для защиты книг с истёршимися переплётами.

Сама книга «Малайские воспоминания», преподобного Мортона меня разочаровала, несмотря на то, что имя автора наводило на размышления. Стенограмма лежала под книгой, по-видимому, по ошибке проскользнув в коробку, но, несмотря на то, что она казалась бесперспективной — всего девяносто шесть страниц, плохо напечатана и скреплена одной ржавой скобкой — это более чем окупило её прочтение.

Титульный лист отсутствовал, и я не думаю, что он существовал; на первой странице фильм называли «Документальный фильм — Малайя сегодня», и было отмечено, что он частично финансировался за счёт государственного гранта Правительства США. Режиссёр или другие создатели фильма не указывались.

Вскоре я понял, почему правительство, возможно, хотело оказать этому фильму некоторую поддержку, там имелось очень много сцен, когда владельцы каучуковых плантаций выражали мнение, которое американцы хотели бы услышать.

На вопрос неопознанного журналиста: «Какие ещё признаки процветания вы видите вокруг себя?», плантатор по имени Мистер Пирс любезно ответил: «Ну, посмотрите на уровень жизни — лучшие школы для местных жителей и новый грузовик для меня. Вы знаете, он из Детройта. Может быть, в нём даже использован мой каучук».

ЖУР: А как на счет японцев? Является ли рынок Японии одним из лучших сегодня?

ПИРС: О, понимаете, они хорошо покупают наш урожай, но мы не доверяем им, понимаете? (Улыбается). Мы не любим их и вполовину так, как янки.

Однако последний раздел стенограммы был значительно интереснее; он описывал несколько коротких сцен, так и не появившихся в готовом фильме.

Я полностью процитирую одну из них:

ИГРОВАЯ КОМНАТА, ЦЕРКОВНАЯ ШКОЛА, ПОЗДНО ВЕЧЕРОМ.

(УДАЛЕНО)

ЖУР: Этот малайский юноша нарисовал картину демона, которого он называет Шу Горон. (Обращаясь к мальчику). Интересно, можешь ли ты рассказать мне что-нибудь об инструменте, в который он дует? Он похож на еврейский шофар или рог барана. (Снова мальчику). Всё в порядке. Не надо пугаться.

МАЛЬЧИК: Он не дует. Всасывает.

ЖУР: Понятно. Он втягивает воздух через рог, верно?

МАЛЬЧИК: Не рог. Это не рог. (Плачет). Это он.

«Майами не произвёл большого впечатления…»

— Лавкрафт, 19 Июля 1931 г.

Сидя в зале ожидания аэропорта с Эллен и её мальчиком, после проверки сумок и билета, я стал жертвой того беспокойства, что сделало меня несчастным в молодости: у меня возникло ощущение, что время утекает; и думаю, что час, оставшийся до моего рейса, и вызвал у меня это чувство.

Слишком много времени уходило на разговоры с Терри, определённо думающем о других вещах; и слишком мало оставалось на то, чтобы выполнить задачу, про которую я вспомнил только что. Но, возможно, мой племянник сможет мне помочь.