— Ыэээххх, — поведала бледная Стелла, выползая из коридора к нам, за что удосужилась отдельного выступления дуэта «два очень нервных мужика и один психующий кот». Ей предстояло всё-таки взять себя в руки и пришить мне на место остатки скальпа, который я едва не потерял в поезде по вине напавшего со спины Должника. Здесь, на борту цеппелина, мы отодрали неровно приросший скальп, позволив Басху срезать лишнее, а Стелле… ну, проблеваться. К шитью она еще не приступала.

— Как ты вообще выжил против силовика, Криггс?

— Это было несложно, — хмыкнул я, чувствуя протыкающую кожу иглу в дрожащих пальцах зеленокожей девушки, — я был голый и в смазке.

— В чем?

— Не тупи, Михаил. Нам же не нужно, чтобы Стелла вновь убежала?

— Б…б… бууээээээ…

— Твою мать!! (хором).

Второй удар ворвавшегося в кабину машиниста эльфа-Должника сорвал с меня скальп. Его этот длинноухий упырь с оскаленными мелкими зубками наносил уже всерьез, хорошо утвердившись на полу. Только вот сам кид обладал куда меньшим опытом схваток с себе подобными, от чего и провалился вслед за своим кулаком куда дальше, чем ему бы хотелось. Увернувшись еще пару раз от его ударов, а затем чуть не оставшись без одного соска, я изловчился и отправил эльфа в недолгий полёт, прямо в открытую дверцу углеприемника у парового котла. Благодаря своим относительно узким плечам, Должник отлично вписался рожей в топку, а затем я просто уперся пяткой ему прямо в анус вульгарис, мешая вылезти назад. Мой несостоявшийся убийца оперативно запекся, затем наш общий с ним боженька долбанул по паровозу своей неотвратимой карой за убийство «ребенка», превращая всю технику сложнее щеколды в хлам.

Короткая нарезка саблей оставшегося голубокровного люда в бешбармак — и я по шпалам гарцую назад, на встречу с родными и любимыми, а также Крюгером и Стеллой. Сжатый финал кровавой бани и… вновь потерянный огнестрел. Уж лучше бы я ногу ломал каждый раз. Хотя нет, это я в сердцах говорю.

Наконец, скальп пришит, пилотесса пьяна и спит, революционер сердит, но за штурвалом, а я, заправившись украденным на бреющем полете бараном, глажу кота, лакомящегося свежатиной. А под нами море, пенные барашки волн, легкий бриз, врывающийся в раскрытый иллюминатор, покачивает все покачивающееся…

— Так, а куда мы летим?! — интересуюсь я у единственного, кто может ответить.

— Туда, где ты сможешь и птичку съесть и весело покататься! — огрызается нервный революционер. Ему приходится тяжко, так как контролировать дирижабль с несколькими пробитыми секциями в оболочке — труд суровый. Сделав тон чуть спокойнее, Басх продолжает: — Я обещал тебе немедленный расчет после дела? Вот и выполняю. Заодно заклеим пострадавшее имущество. Ты же не забыл, что обещал Эскиольду?

— Вообще-то, с удовольствием бы его послал с такими условиями, — честно признаюсь я, — Не люблю, когда мне яйца выкручивают на ровном месте.

— И пошлешь?

— Сначала провожу куда надо, а затем пошлю. Тебя еще раньше. Вот жду не дождусь.

— Взаимно, кид, взаимно. Надоел ты мне до слёз, мясорубка ходячая. Ничего, скоро прилетим.

Может и стоило потратить время и докопаться до Басха со своими вопросами, но я был слишком вымотан. Если с телом было всё в порядке, за исключением возможно неправильно пришитого скальпа, то вот рассудок всю череду убийств перенес тяжело. Всплески адреналина, запах пороха, стрельба, стоны и вопли — это всё привычно. А вот разрубать живых разумных существ, против которых ты вообще ничего не имеешь… это совсем-совсем другое.

Нам, людям, жизненно необходимо ненавидеть тех, кого убиваем. Мы живём за счет самооправдания. Вся гордость, самоуважение, все убеждения человека или иного разумного существа базируются на том, что он думает о себе намного лучше, чем есть на самом деле. Чуть ли не ежедневно прощая себя за всё подряд, от поджога дома соседа до небрежно вытертой задницы, мы так привыкаем искать оправдания любому своему неприглядному поступку, что этот поиск становится приобретенным инстинктом. А когда мы не можем себя обелить — то осуждаем и занимаемся самокопанием. Наиболее частым явлением из подобных в моем мире, на Земле, были угрызения совести у мужчин, бросающих свою жену с ребенком. Казалось бы банальщина… а какая трагедия.

Так, мирно размышляя на тему, что нефиг жениться спустя полгода потрахушек, а надо бы хотя бы года два друг друга проверять на прочность, не забывая про резину, я и заснул.

— Мааааааагнууууууус!!

От громкого вопля Стеллы, я буквально подскочил на том стуле, где провалился ранее в сон. Лихорадочно оглядевшись по сторонам, увидел невозмутимо восседающего в кресле пилота Крюгера, стоящую рядом с ним встрепанную полугоблиншу с взъерошенным котом на руках.

— Что случилось?!

— Смотри! — тем же истеричным тоном завопила красноволосая, тыча рукой вперед, в смотровое стекло, — Смотри!!

Ох ты ёж…

Дирижабль неторопливо, но уверенно спускался к кораблю. Огромному кораблю, настоящему титану даже по меркам моего мира. Эта хреновина, целиком склепанная из металла, была размером едва ли не больше знаменитого японского линкора Ямато! А пушек у этой дуры было еще больше! И уставленные на нас стволы спарок противовоздушной обороны я видел куда отчетливее своей зеленой подруги!

Вот же дерьмо.

— Крюгер.

Слегка полыхнув серой вспышкой страха, Михаил Басх продемонстрировал мне поднятые от штурвала ладони. Затем заговорил, медленно и серьезно:

— Криггс, расслабься. Это не западня. Моя жизнь в твоих руках.

— Руку в жопу я тебе засунуть успею. Объяснись.

— Я могу либо начать рассказывать, и мы тогда врежемся в корабль, либо начну после стыковки. Будь другом, потерпи пару минут!

Доигрался гном на скрипке. Нет, серьезно, вот стоило только чуть-чуть расслабиться, как открываешь глаза в момент, когда жизнь уже спустила с тебя штаны и пристраивается сзади, интимно нашептывая на ухо, что на этот раз совсем позабыла про смазку, так что придётся потерпеть. И явно уже никуда не денешься, так как брать в заложники долбанного одноглазого под прицелами всех этих пушек не имеет никакого, мать его, смысла!

— Криггс, кончай строить рожи, мать твою! — Басх определенно потел за штурвалами, злобно косясь на нервничающую всем телом, но нифига не помогающую ему полугоблиншу. — Скажи своей бабе, чтобы взялась за ум! Еще раз повторю, для особенно одаренных, моя жизнь в твоих руках, полудурок! А я ей рисковать не приучен!!

— Да ну?! — удивление было настолько сильным, что аж «перезагрузило» лихорадочно перебирающего варианты меня.

— Ну да!

А затем, пока нервно дергающие рычаги и крутящие вентили Басх со Стеллой устаканивали дирижабль на носовой части огромной палубы корабля, я разглядел трепещущие флаги на командирской рубке