— Как дела у Генри? — спросил он. — Я рассчитываю услышать от вас истину без прикрас, Бижен.

Ну разумеется, это была экономка, прослужившая семье много лет: сначала она работала у жены Генри, когда та еще была Элизой де Фюид[26], затем у супругов Остен, а теперь только у Генри.

— Месье Генри, hélas[27]! — сказала она и покачала головой, а Джеймс тем временем налил себе в стакан воды и выпил ее залпом. — Он сам на себя не похож. Должно быть, я скоро буду искать новую работу.

— Постыдитесь, мадам Бижен, — с укором сказала Джейн.

— Мадемуазель Джейн, вы ведь знаете, что я не из тех, кто станет ходить вокруг да около.

В комнате повисла тишина — мы с Лиамом переглянулись, и он повернулся к Джейн.

— Могу я подняться к нему? — спросил он. — Я сердечно желаю хоть как-то облегчить ваши тревоги.

Вновь удивив меня, Джеймс прикончил еще один стакан воды и поднялся.

— Извольте, доктор, пойдемте же и сами взглянем на него, а? — Он жестом остановил сестру. — Джейн, не стоит. Ты провела достаточно времени, ухаживая за ним; в тебе душа еле держится. Кассандра здесь, она тебя подменит. — Он с напыщенным видом пропустил Лиама вперед, а затем и сам вышел из комнаты.

Мадам Бижен посмотрела на Джейн и пожала плечами, взяла поднос и тоже ушла.

Джейн тихо выдохнула и опустилась в кресло у окна. Она спрятала лицо в ладонях и затряслась — от смеха, о чем я догадалась не сразу. Совладав с собой, она подняла на меня взгляд.

— Ах, мисс Рейвенсвуд, — сказала она. — Как же редко события складываются так, как нам хотелось бы. И до чего томительной была бы жизнь, если бы только так и происходило.

— Вы сегодня в философском настроении, — отметила я, садясь рядом с ней.

— Определенно. Какова ирония: желаешь оказаться в кругу близких, самостоятельно их вызываешь — и когда они наконец прибывают… — Джейн развела руками. — Я считаю, что Генри сегодня лучше, честное слово, так оно и есть. Но я устроила такой переполох — все вверх дном, все встревожены до предела, — что он теперь должен расхвораться пуще прежнего, дабы оправдать их терзания.

— Но вы подумайте, как чувствовали бы себя, обернись все иначе. Если бы вы не уведомили их, а он…

— В ваших рассуждениях присутствуют логика и здравый смысл — две вещи, отвернуться от которых я не смею. — Она улыбалась. — Не думайте, я не жалею о содеянном — это не в моем духе. — Она ненадолго умолкла. — Просто забавно это, только и всего.

— Ну, как он? — спросила я в карете. Мы снова были без Уилкокса и ехали домой длинной дорогой через парк, несмотря на холодный ветер и сырость: нам нужно было многое обсудить.

— Она права. Ему лучше. Незначительно, но я вижу разницу. И он даже сумел поесть.

— Как тебе Кассандра и Джеймс?

— Ты видела, как Кассандра на меня смотрела? Так, будто я грязь, приставшая к ее подошве.

— Думаешь, Джейн упоминала о нас в письме к ней? — От этой мысли меня пробрал озноб. Как бы она нас описала? Слишком уж метапрозаично было бы оказаться фигурантами тех самых писем, которые мы собирались выкрасть для ученых из будущего, для Евы Фармер.

— Я решил, что они были недовольны присутствием чужаков в такой момент. Но мысль интересная. — Повисла пауза, мы окинули взглядами парк: под хмурым серым небом мертвые листья кружились над голой землей, и лишь несколько бесстрашных всадников ехали куда-то по делам. — Что же такого Джейн ей рассказала, раз Кассандра пришла в такое неприятие?

— А может, «неприятие» — это ее обычное состояние.

— Но нам ведь нужно обаять Кассандру. Без нее никак: письма-то у нее.

В тот самый миг я увидела их — и рукопись — в новом свете: они были не только плодом размышлений и вневременного гения Джейн Остен, но и физическими артефактами, объемными и увесистыми. Где Кассандра хранила письма — в запертом ящике письменного стола? В денежном ящике под кроватью? В георгианскую эпоху под замком держали многое: не одни лишь деньги и столовое серебро считались достойными охранения ценностями, но даже чай и сахар, — и работа с отмычками была одним из навыков, которым нас обучили во время подготовки к миссии.

Я поежилась. Лиам продолжал:

— И все то, что сработало с Генри и Джейн: в его случае деньги, в ее, полагаю, некий шарм, или, скажем, наша экзотичность, — не сработает с Кассандрой. Напротив, кажется, все это вызывает у нее отторжение.

— Значит, тебе нужно выяснить, что ей по вкусу. Ты здесь должен выступить в роли Генри Кроуфорда, обработать сразу двух сестер.

Генри Кроуфорд, хитроумный и обворожительный злодей из «Мэнсфилд-парка», — одно из самых противоречивых созданий Остен; читая книгу, чувствуешь, что он вполне мог бы оказаться положительным персонажем, что она писала роман, так до конца и не определившись, каков он на самом деле.

Лиам бросил на меня взгляд искоса — его голубые глаза аж вспыхнули.

— Таков я в твоих глазах? Хладнокровный циник?

— Я этого не говорила! Он ведь тоже был по актерской части, если помнишь.

— Помню.

Мы оба затихли, и безмолвие тянулось так долго, что я начала переживать, не обидела ли его: разобраться в нем было непросто.

— Что тебя так удивило? — наконец сказала я. — Мы ведь с тобой чем-то похожи на Генри и Мэри Кроуфордов, согласись? Ворвались в их жизнь со всеми своими деньгами и чужеземными повадками, навели шороху? Пытаемся обольстить их? Конечно, из благородных соображений.

Лиам уставился на меня долгим удивленным взглядом.

— Нет, такое не приходило мне в голову.

— Я всегда считала, — начала я, — что если в какой-то из работ Джейн Остен и запрятана ее личность, так это в «Мэнсфилд-парке». В том двуединстве Фанни и Мэри. Ответственная и скромная или хитрая и беспринципная — такое чувство, будто борьба между этими ипостасями происходит в ней самой.

— А теперь, после знакомства с ней, ты как считаешь?

— А теперь я еще больше запуталась.

Снова воцарилась тишина, на сей раз уже без неловкости.

— Нам нужно перетянуть Кассандру на нашу сторону, — в конце концов сказала я. Теперь это не казалось невозможным — мы уже преодолели столько трудностей. — Думаю, я уже немного нравлюсь Джейн. А уж ты ей нравишься совершенно точно.

Это было правдой, признавать которую мне не очень-то хотелось. Я вспомнила тот полный доверия взгляд, который она обратила на Лиама, когда объясняла ситуацию с присутствием доктора Бейли; они так смотрели друг на друга, будто меня вообще не было в комнате. Возможно, биографы не догадывались, с кем (помимо мистера Хейдена) она кокетничала, как раз потому, что письма за тот