У станции Вестерпорт пути тоже шли под открытым небом. Анетта шла вдоль них до самой Хаммериксгаде и оказалась возле упомянутых арок в фундаменте, напоминающих итальянские виадуки.

Арок было много, около двадцати. Под каждой висел экран – для рекламы, которую недавно убрали. Анетта заглянула в первую арку и увидела помещение около метра глубиной – абсолютно пустое. Ни следа чьего-то присутствия. Она пошла дальше и заглянула в следующую – с тем же результатом. К платформе подошла электричка. Анетта пнула экран, надеясь, что похожа на человека, у которого есть основания здесь находиться. Электричка пошла дальше, а она заглянула в следующую арку, затем в следующую. Там не было ничего, кроме сухих листьев и пустых железных банок.

Ей повезло лишь с последней аркой, перед мостом у Кампманнсгаде. В стене открылось два отверстия в форме полумесяца с решетками, оба примерно в полметра шириной, но разные по высоте: первое – полтора метра, второе – всего полметра.

Анетта взялась за решетку бо́льшего отверстия, но она не сдвинулась с места, а вот маленькая, напротив, поддалась. Она достала телефон и посветила. В фундамент на три-четыре метра уходил желоб – затем он резко оканчивался.

Анетта выругалась про себя. Ей ничего не оставалось, кроме как заползти внутрь и проверить, есть ли что-то дальше.

Она легла на живот и двинулась вперед, держа телефон в руке. От пыли у нее зачесался нос, а грудь оказалась не готова к тому, что ее вдавят в твердый бетон. В конце желоба оказалось небольшое помещение, где она смогла выпрямиться в полный рост. Здесь она обнаружила признаки присутствия людей: пакеты с одеждой, матрас, в углу – мусор, оставшийся после еды. Анетта посветила телефоном и обнаружила, что вдоль железнодорожного полотна идет проход. Что это, блин, за лабиринт?

Она запомнила, откуда пришла, и, скрючившись, шагнула в темноту. Воняло мочой, сладковато пахло гнилью, от звука ее шагов по темным углам разбегались пищащие крысы.

Через пять метров она оказалась на перепутье: коридор пересекался с еще одним и с желобом, который вел вниз. И куда ей идти?

Она навострила ушли, но услышала лишь крыс и визг рельсов. Будь здесь Йеппе, он бы прислушался к себе – нацепил на лоб кристалл и доверился интуиции. Анетта задумалась – прав ли он в том, что, родив ребенка, она стала более чувствительной. Она закрыла глаза и сделала глубокий вдох.

– Ты, блин, что тут делаешь?

Анетта подпрыгнула. Голос недружелюбный, а его обладатель прятался в тени.

– А кто спрашивает?

Она сжала кулаки.

Стало тихо. Потом слева, из коридора, донесся шум шагов – медленных, шаркающих.

Вышел мужчина.

Увидев его, Анетта с трудом сдержалась, чтобы не заорать. Напугать ее было не так-то просто, но все же вид у него был ошеломляющий. Лысый и мускулистый, он шел пригнувшись, как и она сама, и его мощные плечи закрывали весь проход. А еще он был синий.

Лицо и макушка, шея и ладони; вся видимая поверхность кожи плотно покрыта цветными татуировками, превратившими его в великана из фантастического романа. Лоб, щеки и нос проколоты в нескольких местах.

– У тебя десять секунд на то, чтобы рассказать мне, что ты тут делаешь!

– Скажи, а я на газоне перед твоим домом стою или что? – Анетта знала, что его пугающая внешность не должна сбивать ее с толку. – Я просто не знала – железная дорога тебе принадлежит?

– Ищешь, где ширнуться? – он заговорил спокойнее.

– Я ищу пропавшую девушку. Ходят слухи, что она здесь живет.

Несомненно, синий великан обдумывал происходящее. Затем обернулся и пошел от нее – верхняя часть тела оказалась почти параллельна низкому потолку.

– Пошли!

На секунду Анетта в нерешительности застыла в коридоре. Затем двинулась следом. Великан шел долго, повернул направо и спустился на этаж ниже – в помещение примерно четыре на три метра. Здесь потолок был высокий – оба смогли выпрямиться. Вдоль одной стены лежал матрас со спальным мешком, рядом – полки, набитые книгами и одеждой. На шатком письменном столе светились три монитора – у каждого имелись клавиатура, жесткий диск и мигающий системный блок. Если не обращать внимания на отсутствие окон, там было почти уютно. Как в логове сквоттеров[16].

Великан обернулся к ней и закрыл руками ширинку, как солдат. На темно-синем лице блестели глаза.

– Ты легавая?

Анетта не смогла удержаться от улыбки.

– Давно я этого слова не слышала. Но да, я действительно из полиции.

– Вам здесь не рады, надо бы тебе об этом знать. Здесь мы все дела сами улаживаем.

Анетта скрестила руки. Она смутно помнила историю о том, как на путях у станции Вестерпорт нашли труп – поговаривали, что он из Колонии. Видимо, это здесь.

– Я тут по личному делу, не как сотрудник полиции. – Это не совсем ложь. Анетта бросила взгляд на многочисленные мониторы. – Скажи, что это вообще за место?

– Ты про Колонию? Тайный город в городе. Копенгаген столько раз горел и восстанавливался на руинах, что под ним появились тоннели и помещения. Это место для нас – тех, кто не выносит света.

Он улыбнулся.

Анетта пожала плечами, давая понять, что ее не интересует, какими противозаконными вещами он занимается – хакерством или продажей наркотиков.

– Как я уже говорила, я ищу девушку, ее зовут Мария Бирк. Ей девятнадцать лет, и она жила в интернате для подростков «Бабочка» в Гуннсёмагле.

Понять хоть что-то по его выражению лица было невозможно. Сложно было даже говорить о том, что у великана есть выражение лица. По крайней мере в темноте его не разглядишь.

– Девятнадцать лет. Так она уже взрослая. Она что-то натворила?

Анетта колебалась.

– Я о таком не слышала. Я ищу ее потому, что погиб кое-кто из ее знакомых, а Мария, возможно, знает, почему это произошло. Возможно, нет.

Великану что-то известно. Она видела это по тому, как он стоит. Черт возьми, она это почувствовала! Он знает Марию. Возможно, она ему нравится.

– С понедельника в Копенгагене произошло три убийства, и преступника не нашли. Мария знала погибших. Возможно, преступника тоже знает. Я хотела бы найти ее первой.

Он отвернулся, подошел к полке и порылся в книгах. Затем вернулся к ней с папкой.

– Она здесь больше не живет. Если мы говорим об одном и том же человеке.

– Но она здесь жила?

Анетта не могла скрыть нетерпение.

– Опять же, если мы говорим об одном и том