на место и испугался второй раз.

Баба Дуся сидела за столом. Перед ней стояла большая плоская корзина, полная всякой всячины. Чуть в стороне пускала золотистые искры книга.

— Нам понадобится, — сказала ведьма без предисловий, — тряпица от любой старой вещи. Нестиранной! Запомни!

Она подняла вверх узловатый палец и выразительно покачала им в воздухе. Убедилась, что я услышал ее слова, достала из корзины мужскую футболку. Старенькую, с прожжённой дырочкой на пузе.

Футболку эту я узнал сразу. Когда-то я ее очень любил. А дырку прожег случайно, когда ходил с друзьями в поход. Я машинально протянул руку, но тут же отдернул, сказал сам себе: «Эта футболка не твоя. Всего лишь сон. Это не на самом деле!»

— Ой, ли? — Баба Дуся усмехнулась.

Кот с печи отрывисто замякал. Если это был кошачий смех, то точно издевательский. Я про себя чертыхнулся. Здесь все читали мои мысли. Пренеприятнейшее ощущение.

Я сцепил пальцы в замок и молча уставился на старуху. Та снова была спокойно-добродушна. Не ведьма, а божий одуванчик. Она расстелила футболку перед собой, пошарила в корзине, выудила из-под барахла изуверского вида ножницы с узорными ручками, и я понял, что футболке пришла хана. Впрочем, в реальности хана ей пришла уже давно.

— Тряпица нужна примерно такая.

Звонко щелкнули лезвия. Клац-клац, и в руках у старухи оказался квадратный кусок ткани в две ладони размером.

— И еще одна, — снова пошли в ход ножницы, вырезая второй квадрат, раза в четыре меньше, чем первый, — вот такая.

Оба куска расстелили на столе. Бренные останки футболки сами собой исчезли, испарились.

— Дай руку! — Потребовала старуха.

Я послушно протянул ладонь. Ведьма вцепилась в нее крепко, как пиявка. В пальцах ее из пустоты появилась игла. Я не успел и глазом моргнуть, как острие вонзилось мне в подушечку безымянного. Больно вонзилось, безжалостно.

— Это зачем еще? — Запоздало вырвалось у меня.

— Чего орешь? — Бабка деловито накинула на ранку меньший кусок тряпки. — Поздно уже.

И она нажала, выдавливая кровь. Потом отпустила мою руку. Протянула тряпицу вперед.

— Нужны кровь и слюна. Плюй!

* * *

Да чтоб вас с вашей учебой! Я глянул на нее украдкой, поймал смеющийся взгляд и… плюнул. Строго по инструкции, на ткань, в центр протянутой ладони. Мда-а-а, так мне еще не доводилось развлекаться.

— То ли еще будет! — Многообещающе выдала старая ведьма.

Я ощутил острейшее желание трижды сплюнуть через левое плечо, сказать: «Чур меня, чур!» Кот с печи в ответ на мои мысли зашипел.

— Ирод! — Искренне возмутилась старуха. — Ты чего мне котейку пугаешь? Чего нервируешь бедного?

Пугаешь? Я? Да у меня у самого сердце юркнуло в пятки и решило остаться там навсегда. У бедного котейки сияли глаза. Алым. Как два ненормальных фонаря. По беленой поверхности печи, по стенам, по полу бежали блики. Сам кот раздулся в два раза.

— Васенька! — Ласково пропела хозяйка. — Не бойся, он шутит!

И пнула меня под столом. Я поспешно отреагировал:

— Шучу я, шучу!

Кот напоследок повертел головой, прощупал алыми фонарями местность и сдулся. Я сдулся вместе с ним. Захотелось, как в детстве, попросить: «Тетенька, отпустите меня домой, я больше не буду!»

— И не мечтай, — отрезала бабка. — Дальше смотри.

Я горестно вздохнул. Надо будет у Вики повыспросить про бабулю… Меня опять пнули под столом.

— Смотрю, смотрю!

На этот раз я действительно не стал отвлекаться. Пальцы у старухи были не по-старчески ловкими. Из маленькой тряпицы она скрутила комок. Положила его в центр тряпицы большой, перехватила второй рукой. Комок оказался полностью скрыт тканью. Баба Дуся прокрутила его несколько раз. В руках у нее появился тряпичный шарик, с которого вниз свободно свисали края ткани.

— Это, — она указала на сам шарик, — голова куклы. А это, — мне продемонстрировали перекрученную ткань, — шея. Здесь надо завязать.

Старуха кивнула на корзину, там появилась шерстяная пряжа. Я подал ей клубок и поймал себя на мысли, что совсем уже не удивляюсь всем этим появлениям-исчезновениям.

* * *

— Привык, — резюмировала она, наматывая вокруг импровизированной шеи витки.

И я с ней согласился. Действительно, привык. С этими скачками во времени немудрено привыкнуть к чему угодно.

— Откуси! — Нитку протянули мне.

Я не удержался от вопроса:

— А ножницами не проще?

— Проще, — легко согласилась она, — но тогда заговор не сработает. Тот, кого лечат, должен сам перекусить нитку.

Должен, так должен. Что мне, жалко, что ли? Тем более зубы у Сереги молодые, здоровые.

Шею перевязали на два узла, чтобы голова не раскрутилась. Баба Дуся сложила ткань на столе треугольником. Так, чтобы шарик оказался в центре длинной его стороны, а прямой угол точнехонько под ним.

— Здесь, — она прихватила пальцами половинки длинной стороны, — надо сделать руки. Сильно не мудри. Небольшой отступ на плечи и прихвати ткань нитками три раза.

Палец ее ткнул в полученный жгутик, как и было обещано, три раза: плечо, локоть запястье.

— Если лечишь женщину, это все. Кукла готова. Осталось только назвать. Если мужчину…

Она разгладила ткань и сложила иначе — прямоугольником.

— Придется делать и руки, и ноги. Мужики в юбках не ходят, — она хохотнула, — если они не шотландцы. А еще надо обозначить талию. Так что перевязывать будешь так.

Пальцы ее принялись лепить из тряпицы куклу мужеского рода. Мне же пришлось откусывать нитку еще тринадцать раз. А что? Вполне себе счастливое число!

К концу процедуры я беспрестанно плевался шестью. Ворсинки застряли у меня меж зубов, мешались на языке. Я злился. Бабка с котом были довольны.

Когда кукла оказалась готова, баба Дуся вручила ее мне, сказала:

— А теперь имя. Ты сам должен назвать его.

— Как? — Не понял я.

— Скажи свое имя наоборот.

Эта игра была знакома мне с детства. Каких только слов не переворачивали мы с ребятами во дворе. Поэтому я выпалил без запинки:

— Гело Велавок.

Бабка хмыкнула, милостиво разрешила:

— Можно без фамилии. Мы ж не паспорт ему оформляем?

Я взял куклу двумя руками, поднес к глазам и четко проговорил:

— Тебя зовут Гело!

— Молодец.

Старуха отняла у меня мотанку.

— Возьми на печке пирожок.

Васенька приподнялся и заинтересованно принюхался, но обещанного