Сокол попытался приглушить чужие мысли, но это не увенчалось успехом. Он остановился и прикоснулся к пульсирующему виску, чтобы перевести дыхание и успокоить сумасшедшее сердцебиение.

Оуви, взволнованно прижав к себе руки, подбежал к Соколу и крепко его обнял. Он как бы говорил ему: я здесь, вместе мы сможем всё преодолеть. Лиднер, тяжело вздохнув, скрыла за грубым комментарием свои очевидные переживания:

— Если и при других ты будешь разговаривать с ним вслух, то тебя неправильно поймут.

— Я знаю, да. Такого не будет.

М-м, не думаю. Мне трудно противостоять.

— Я тебя уничтожу, — прошептал Сокол в надежде, что его не услышат. — Пропадёшь навсегда… грязное… отродье…

— Может, моя тётя тоже сможет помочь тебе? — Медея решилась подойти и положить наёмнику руку на плечо. — Точнее… я надеюсь, что она знает, где находится тот, кто может помочь мне. И если он способен на это, то есть вероятность, что и…

— Мне просто нужно время, Медея, — Сокол собрал всю силу воли в кулак и более спокойно глянул на Лиднер. — Надо идти.

— Да, но…

— Без «но», — он выбрался из объятий оуви и вышел вперёд. — Всё супер. Погнали!

Стриго и Медея недоверчиво между собой переглянулись, пока Сокол, будто убегая, отходил от них.

— Хоть и немного, но я слышала про духов и их способность вселяться в кого-то. И я точно уверена, что это не кончится хорошо.

— С-старейшина говорила н-нам, что их з-заперли д-драконы, но есть б-брешь, б-благодаря к-которой мож-жно призвать од-дного духа из подземной к-клетки — Тюрьмы.

— То есть?

— Я н-не з-знаю… моё плем-мя никогда не с-сталкивалось с подобным, но д-духи не исп-полняют ж-желания. Они п-порабощают и п-поглощают душу. Н-но у моего с-спаси…

— Вы что там застряли?! — крикнул издалека Сокол, только заметивший отстающих спутников.

— О жизни подумали!

— И без меня?!

— Сокол… — Медея неоднозначно махнула рукой. — Иди уже!

Но он не пошёл, а побежал обратно с каким-то немыслимым энтузиазмом. Возможно, это было достаточно наигранно, ведь после произошедшего быть воодушевлённым — серьёзная задачка, но даже если он притворялся, то делал это крайне умело.

— Кстати.

— Не нравится мне это…

— Стриго!

Ушки оуви поднялись вверх.

— Ты же можешь взлететь и посмотреть, долго ли нам до города.

Теперь эти самые ушки стремительно опустились вниз. Стриго неловко приобнял себя и нервно захихикал.

— Мой спаситель, б-боюсь… это сейчас… ну… тр-рудно ос-существить.

— Почему?

Оуви мельком посмотрел на Медею и тут же потупил взгляд вниз, на землю. Он очень быстро дышал, и было трудно понять, что у него в голове.

— Мой отец как всегда выделился, да?

Стриго медленно кивнул.

— И что он сделал?

— Н-ну… у многих люд-дей есть д-довольно, как б-бы это н-назвать… неп-правильное м-мнение, вот! Почти в-все с-считают, чт-то мы м-можем улететь, если н-нас сх-хватят, — оуви заикался сильнее обычного. — Но мы сл-лишком слабы, чтобы это с-сделать. Я бы д-даже сказал-л, что мы в-в некотором плане… н-не знаю, как прав-вильно описать, но мы… привязываемся к своему р-рабскому статусу.

— Получается, вы просто не хотите бежать? — сделал свой вывод Сокол. — Этакая симпатия жертвы к своему агрессору?

— Д-да! Это з-заложено в нашей р-расе, поэтому н-нас часто используют в к-качестве рабочей с-силы. Б-бесплатной.

А ты в курсе, что прежде оуви — какое мерзкое слово! — были людьми? Но их так давно прокляли, что теперь мало кто знает их истинное происхождение, чем, собственно, жирные столичные ублюдки не прочь воспользоваться. Только представь: люди, порабощающие других прóклятых людей… такая забавная шутка, не правда ли?

— Отец подрезал тебе крылья?

Стриго сел на траву и смахнул слёзы.

— Со мной б-был… мой друг из п-племени. Сн-начала всё было нор-рмально… я думал, что б-было. Но… д-да, нам подр-резали крылья к-каким-то ужасным способом! Это было так… т-так… так больно! А п-потом… его привязали к креслу и… на м-моих… глазах его рас-стягивали, рез-зали и…

Какой садист! Зря я его прикончил.

— Стриго, — Медея прижала оуви к себе, чем тот воспользовался и разрыдался прямо в куртку Лиднер, — тебе не надо продолжать, если ты не хочешь.

— А ещё эта мразь… прости, Медея, но он реально неадекватный.

— Всё в порядке.

— В общем, он умер. Он больше не тронет тебя.

— П-понимаете… — оуви, не отстраняясь, защебетал плаксивым голосом: — Такое тр-рудно з-забыть. Я д-думал, что меня ож-жидает такая ж-же участь… я готов б-был прислуж-живать, н-но умирать… мне так х-хотелось быть похожим на н-нашу легенду! Я х-хотел стать с-спасителем… своего п-племени. Только я такой т-трусливый. Н-неудачник!

Будь здесь Орёл, то он бы обязательно нашёл необходимые ободряющие слова. Он был таким человеком — вёл всех за собой, внушал доверие и уверенность, давал силы, чтобы бороться. Он был сочувствующим оратором — невозможное сочетание, которое, впрочем, в случае Орла имело место быть.

— Если ты будешь так уныло говорить, то точно ничего не добьёшься, — преувеличенно сердито сказал Сокол. — Идти против своей природы — трудно, но реально. Если ваша легенда смогла, то чем ты хуже, верно, пернатый?

— К тому же, — Медея ласково погладила Стриго по перьям, — ты куда более сильный, чем думаешь.

— Именно! А твои крылья… ну, они рано или поздно отрастут обратно, и ты будешь снова летать.

— Л-летать… — неуверенно прошептал оуви. — П-правда?

— Конечно! — почти синхронно согласились Медея и Сокол и рассмеялись от такого совпадения.

Стриго вытер свои большие янтарные глаза и с благодарностью потёрся головой о худое плечо Лиднер.

— Меня м-мало кто поддерживал… с-спасибо. Я никогда этого не з-забуду и буду верно в-вам с-служить!

— Давай без этого. Ты был и остаёшься свободным. Я лично осуждаю рабскую силу, так что нет-нет. Захочешь быть рядом, значит, будешь. Но всё это по твоему желанию.

Стриго, кажется, готов был вновь расплакаться.

— Вы х-хороший человек, м-мой спаситель.

Как думаешь, стоит ли разрушать его иллюзии? Я бы с удовольствием рассказал этому оуви, что до меня ты немало воровал и пренебрегал моралью. О! А помнишь ту белокурую девочку из детства? Какая она была милая и невинная. Настоящее дитя Сущего! Но ты, птенчик, из-за простого яблока сделал из неё такую уродину, что теперь она наверняка страдает в полном одиночестве, ха-ха! Ты кто угодно, но только не хороший человек.