Шрифт:
Закладка:
Растерянность охватила Гаврилу, и он не мог ни на что решиться. Одна только мысль вертелась в его мозгу: «Они сами по себе, а я сам по себе».
Оставаться долго на одном месте было нельзя: могли увидеть. И он стал пробираться в тени плетня в глухой переулок, потом свернул на гумна и скрылся в своем овине[10], никем не замеченный.
Снова в штольне
Постепенно утихли разговоры, вызванные исчезновением игумена Илиодора, поимкой человека по фамилии Судаков. Монахи разбрелись, монастырь перестал существовать, и в Знаменке был создан первый в уезде совхоз.
В полях зеленели хлеба, рожь уже колосилась, а яровые пошли в трубку.
На ранних овощах, на полученном от государства хлебе народ понемногу поправлялся, набирался силы, готовился к предстоящим полевым работам.
В Успенское пришла новость: в Знаменский совхоз прибыла машина, которая таскает за собой плуг с тремя лемехами.
— И безо всяких лошадей, — рассказывали очевидцы. — Пыхтит, тарахтит... Она и называется-то тарахтор.
— Трактор, — поправил Трофим Бабин. — Я про эту штуку в газете читал.
Была пора, которую в деревне называли «междупарьем». Пары вспаханы, сенокос еще не подошел. В эту пору в совхозе был устроен показ трактора.
В назначенный день потянулись в Знаменку люди, как на ярмарку в престольный праздник: на лошадях верхом, в тарантасах и телегах, а больше всего пешком.
У Бабиных дома остались Фекла да Марька. Фекла и слышать не хотела о тракторе.
— Антихристовы времена наступили. Чтобы плуг без лошади тащился — тут без нечистого не обошлось, — говорила она, крестясь на икону и шепча молитву.
Трофим ушел в совхоз вместе с мужчинами, а Пантушка со своей ребячьей компанией.
Когда они пришли в Знаменку, народу там было полно. На краю невспаханного парового поля гудела толпа мужчин, женщин, детей. Ждали появления трактора.
И вот со стороны усадьбы донесся стук, будто десятки молотков заработали на наковальне. Потом стук стал чаще и мягче.
У пруда по плотине двигалась черная машина на четырех колесах. Передние колеса были меньше задних. Из узкой и высокой трубы синими кольцами вылетал дым. За машину был прицеплен плуг с поднятыми лемехами. Человек в кожаной тужурке и больших выпуклых очках, закрывавших половину лица, сидел на крохотном сиденье, держась руками за рычаги.
Грохоча, поднимая облака пыли и обдавая людей керосиновым перегаром, трактор въехал на поле, остановился. Тракторист спрыгнул на землю, сдвинул очки на лоб. Из толпы вышел директор совхоза в широкой серой толстовке, снял перед народом соломенную шляпу.
— Товарищи крестьяне! Сейчас вы видите чудо техники — трактор. Сделан он на петроградском Путиловском заводе руками тех инженеров и рабочих, которые совершали Октябрьскую революцию. Вы увидите, как работает эта машина, и поймете, что крестьянину выгоднее пересесть с лошади на трактор.
— А сколько он стоит? — послышалось из толпы.
Директор назвал цену.
— О-о-о-й! — вздох удивления прокатился в народе.
— Мужику не под силу.
— Десять лошадей можно купить на эти деньги.
— Помещики и то не обзаводились.
Директор, приподнимаясь на носках, пытался перекричать:
— Одному хозяйству трудно, сообща надо, всей деревней.
— Машинисту платить! — кричали из толпы. — Да мы передеремся — кому первому пахать, кому последнему.
Все крики покрыл звонкий женский голос:
— А скольки она карасину жрет?
Когда тракторист ответил, опять крестьяне загалдели:
— Да мы всей деревней за год столько не сожгем, а он за день!
Интерес к трактору ослабел. Но посмотреть на то, как он работает, было любопытно.
Тракторист завел мотор, залез на железное сиденье, похожее на большую тарелку, опустил на глаза очки, потянул рычаг. Выхлопывая из трубы кольцами дым, сотрясаясь всем корпусом, машина тронулась с места. Рабочий вскочил на плуг, опустил лемеха.
Крестьяне разинули от удивления рты: сзади машины оставались три широких лоснящихся земляных пласта.
— Ух ты!
— На какую ширину берет!
— А глубина-то, глубина-то!
— Как тут не быть урожаю!
— А мы сохой только сверху землю-матушку царапаем.
Разговорам не было конца. Люди шли возле плуга, бежали впереди трактора, рискуя попасть под машину. Тракторист махал рукой, отгоняя с пути толпившихся ребятишек.
Пантушка старался рассмотреть машину со всех сторон. Он не мог понять, как трактор может двигаться сам. В деревне была у одного богача молотилка, так ее приводили в движение лошади. А тут сама по себе машина идет, да еще и плуг тащит.
— Си-ила! — несколько раз произнес Пантушка. — Машинист говорит, в машине десять лошадиных сил.
— Где эти лошади? — спросил один из мальчишек.
— Дурак! — ни за что обругал его Пантушка. — Запряги десять лошадей, — сколько они увезут, столько и трактор.
Мальчишка виновато посмотрел на Пантушку, и удивленные глаза его, казалось, спрашивали: «И откуда ты все знаешь? »
Такими же глазами смотрел Пантушка на тракториста, которого считал человеком необыкновенным. И откуда только берутся такие люди? Даже образ Стародубцева стал тускнеть в сравнении с трактористом. В Стародубцеве Пантушке было уже все понятно, а тракторист привлекал своей загадочностью, умением управлять машиной, которая может тягаться с десятком лошадей.
Как только трактор остановился, его окружили люди.
У мужиков горели глаза, они с интересом разглядывали машину, дотрагивались до нее, похлопывали ее ладонями, как привыкли ласкать лошадей, говорили степенно, сначала обдумывая каждое слово.
— Штука хозяйственная, что и говорить.
— Мужику бы полегче с ней.
— Главное, глыбко пашет, землю рыхлит.
— В том и сила.
— Да, хороша Маша, да не наша.
— У кого полосы широкие, тому можно обзавестись. А ведь есть полосы пять шагов ширины. Раз проехал на тракторе, а развернуться негде, на чужую полосу заезжать надо.
— Это верно. Совхозу, ему что! У него вся земля в одних руках, чересполосицы нет.
— Погоди, и мужик будет трактором пахать. Вон Ленин, знаешь, что говорит? Он говорит, пересадим всю страну с телеги на автомобиль.
— Дети наши, может, доживут до этого.
— А ты что, умирать собрался?
Выбрав секунду, когда мужики умолкли, директор совхоза стал рассказывать о том, что государство будет выпускать тракторов все больше, что крестьянам надо покупать их вскладчину, как они
