— Брагин дал.

Начался допрос Тимофея. Он держался важно, со спокойным видом отвечал на вопросы судей.

— Мое дело маленькое, — говорил он ласково, словно утешал кого-то. — Позвал, значит, отец Павел меня в церкву и говорит: «Приедут к нам комиссары за ценностями. Все сдавать не надо, кое-что и для церкви уберечь следует». Мое дело, конечно, маленькое, я церковный староста, а хозяин церкви — священник, отец Павел. Ну, я и не рассуждал. Делай, мол, как надо.

— Знали вы, что в описи имущества Богоявленским делались подчистки?

— Не знал.

Сколько еще ни задавали вопросов Тимофею Редькину, на все он отвечал одно: он не ответчик, потому что «всему головой был священник», и просил его, Редькина, помиловать.

Стали допрашивать Степку. Он попробовал прикинуться дурачком, но председатель суда строго предупредил:

— Медицинское заключение говорит о том, что вы нормальный человек. Если будете валять дурака, будем судить вас еще и за симуляцию.

— За чего? — спросил Степка и разинул рот.

— За симуляцию, за притворство. Будете отвечать суду?

Степка мотнул головой.

— Участвовали вы в сокрытии от государства церковных ценностей, изымавшихся для борьбы с голодом?

— Да.

— Отвозили их в монастырь?

— Да.

— Теперь расскажите, при каких обстоятельствах и с какой целью вы убили игумена Илиодора.

— Не убивал я его, — глухо произнес Степка.

Председатель суда полистал бумаги.

— В деле есть показания Брагина о том, как вы рассказывали ему о совершенном вами убийстве. Суд решил огласить их.

По мере того как шло чтение показаний Брагина, перед людьми возникла картина убийства игумена.

...Несколько дней Степка пытался подстеречь игумена. И вот, узнав, что Илиодор ходит по вечерам к озеру, Степка встретил его в лесу.

— Узнаешь меня, преподобный отец? — спросил он, смиренно кланяясь.

Игумен посмотрел на него, шевеля лохматыми седыми бровями.

— Мало ли людей господь-бог посылает навстречу мне. Всех не упомнишь, — тихо ответил игумен и хотел идти дальше. Но Степка остановил его.

— Сядь, преподобный отец! Поговорить надо.

Не привык отец Илиодор подчиняться, но в голосе Степки чувствовалась настойчивость, и, кроме того, игумен узнал его и подумал, что, возможно, его послал кто-нибудь из духовенства села Успенского.

— Говори, раб божий! — Игумен оперся рукой на посох.

— Я Степан, церковный сторож из Успенского.

— Не знаю, — прервал его Илиодор. — Тот Степан, богом наказанный, не в полном уме.

— Отец Илиодор! Я же раны свои, увечье свое у вас в святом роднике вылечил.

— Не помню, не знаю.

— Да как же?

— Степан тронутый, а ты...

— Временами на меня бог просветление посылает.

— Ну, ладно, — нетерпеливо оборвал его игумен. — Чего тебе надо?

— Помнишь, чего тебе привез отец Павел?

— Не понимаю.

— Чаши золотые, дароносицы, кресты, оклады с икон. Пуда два добра.

— Отойди от меня, дьявол! — Игумен перекрестил перед собой воздух. — Сгинь!

— Не придурковывай, батюшка, — приблизился к нему Степка. — Давай по-хорошему. Отца Павла не выпустят, он покажет на тебя. А как найдут у тебя драгоценности? А? Хуже будет... Развяжись, отдай мне! Я поделюсь по-божески.

— Изыде от мене, сатана! — продолжая креститься, гневно произнес игумен.

Степка попробовал уговорить Илиодора, но тот не хотел и слушать, а только произносил молитвы и крестился и старался отойти поближе к монастырю. Подумав, что игумен хитрит, увлекая его к монастырю, а потом поднимет крик, Степка загородил ему дорогу и грубо потребовал:

— Скажешь или нет, где спрятано?

Глаза старца злобно блестели.

— Ну? — Степка занес над старцем кулак и, выждав секунду, опустил его.

Игумен беззвучно осел и свалился на землю.

Спустя некоторое время Степка встретился у Кривого озера с Судаковым.

— Сперва думал, укокошил старца. Нагнулся — вроде дыхает, — рассказывал он. — Завернул на голову рясу, сгреб, на горбу унес в каменоломню.

— Зачем? — спросил Брагин.

— Будем пытать, где золото спрятано. Он один знает.

— Не скажет.

— Попробуем. Я кулаком по темени поглажу, ты ножиком бок пощекочешь. — И Степка, приняв юродивое выражение лица, запел: — Спаси, господи, люди твоя и благослови достояние... — Не допев стих, он чихнул, отчаянно выругался и продолжал петь в нос, подражая отцу Павлу: — Да воскреснет бог и расточатся врази его...

— Замолчи! — прикрикнул Брагин. — Тошно! Прикидываешься святым, а сам человека пристукнул. Да еще духовного звания.

— Нет! — решительно возразил Степка. — Не пристукнул, а погладил, — и он засмеялся мелким прерывающимся смехом. — Пойдем, потолкуем со святым старцем. Пора ему отдышаться.

Знакомой тропкой Брагин и Степка быстро дошли до Кривого озера.

— Иди! — приказал Брагин, показывая на вход в каменоломню. — Осмотри хорошенько, нет ли засады.

Минут через двадцать Степка высунулся из лаза.

— Давай!

Добравшись до Гаврилова логова, они зажгли лучину и в мерцающем свете ее увидели Илиодора, неподвижно лежавшего на земле со связанными руками и ногами.

Степка с усмешкой сказал;

— Хлипкий старец-то. До сих пор в себя не пришел.

Брагин склонился к старцу, легонько дотронулся до подбородка.

— Здравия желаю, отец Илиодор! Вот мы и увиделись. Не думал, наверно?

Ответа не было.

— Молчишь? Нет, брат, давай говорить будем.

От сильного толчка старческая голова мотнулась, раскрылся рот.

— Степка! Он же мертвый!

Брагин тряс тело игумена, щупал пульс.

— Ах ты, черт! Перестарался. Не мог полегче ударить... У кого теперь мы разведаем, где успенские ценности спрятаны?!

Узнать об этом было не у кого. Только Илиодору было известно, где они. Игумен был недоверчив, надеялся долго жить и немало сокровищ спрятал тайно, без свидетелей.

— Так оставлять нельзя, — брезгливо глядя на труп, произнес Брагин. — Убери! Там завал есть.

Степка оттащил покойника в глубь штольни, втиснул в узкую щель, забросал камнями и землей, перекрестился:

— Упокой, господи, душу раба твоего Илиодора...

...Председатель кончил читать показания Брагина.

На площади стояла тишина.

— Брагин, подтверждаете вы свои показания?

— Да, подтверждаю.

— Подсудимый Кривов! Что вы можете сказать по поводу показаний Брагина?

— Не убивал я. Ударить, верно, ударил. Не до смерти. Отчего он умер — не знаю.

Народ слушал, затаив дыхание. Даже непоседливые мальчишки вели себя смирно.

Пантушка вспомнил поход в каменоломни и поимку Брагина-Судакова так живо, что ему