Еще один вопрос, обойти который невозможно, – эксгумация тела Петра и исследование его органов и тканей на наличие ядовитых веществ. Именно в таком плане ставит проблему А. Крылов (1989). Будет ли целесообразным это действие с позиций современной медицины? Многолетний опыт отечественной судебно-медицинской практики, в том числе и автора книги, свидетельствует, что при сроках захоронений, исчисляемых столетиями, постановка вопроса об определении подавляющего большинства ядов, ввиду быстрого их разрушения в трупе, просто бессмысленна. Что касается группы так называемых тяжелых металлов (например, ртути, мышьяка), длительно сохраняющихся в биосредах, следует заметить, что такие соединения очень широко применялись в XVII–XVIII веках в качестве лечебных средств и их обнаружение в трупе ничего не докажет и не опровергнет. Кроме того, как показал опыт эксгумации и исследования в 1995 году останков Георгия, брата императора Николая II, погребенного недалеко от Петра I, условия нахождения трупов в переувлажненном водами Невы грунте Петропавловской крепости крайне неблагоприятно сказываются на останках, сильно разрушая их (а ведь труп Георгия Александровича был погребен спустя почти двести лет после своего великого предка!). Губительное действие оказывают и постоянные ежегодные колебания уровня грунтовых вод при наводнениях, чередуя действие влаги и высыхания. Таким образом, попытка эксгумации останков Петра Великого и их судебно-медицинская экспертиза с научной точки зрения совершенно бесполезны.

* * *

Вернемся в XVIII век. 13 февраля 1725 года тело императора было выставлено в траурной зале Зимнего дворца. Петр лежал в гробу, одетый в алое платье и парчовый камзол, украшенный брабантскими кружевами, в сапогах со шпорами, со шпагой и орденом Св. Андрея Первозванного. 4 марта умерла шестилетняя дочь Петра Наталья, и ее гроб был поставлен рядом. Через неделю состоялось торжественное перенесение в Петропавловский собор. От дворца по набережной до Почтового дома (на месте нынешнего Мраморного дворца) и оттуда по льду Невы до крепости вся дорога была посыпана речным песком и устлана еловым лапником. На лед положили деревянный настил с перилами, декорированными черным сукном. Вдоль всего пути следования процессии выстроились шеренги солдат.

Впереди шли двадцать пять унтер-офицеров гвардии в четыре шеренги с алебардами, обвязанными черным флером. За ними следовали гоф-фурьеры, музыканты с литаврами, трубами, придворные кавалеры, представители остзейских городов и дворянства, два подполковника вели лейб-пферд (главную лошадь) императора, далее несли тридцать два знамени с гербами провинций, при каждом из них – лошадь без седока, напоминавшая об отсутствии владетеля территории. Далее несли штандарты адмиралтейства, русское знамя с государственным гербом и собственное знамя императора. За ними шла фрейден-пферд (личная лошадь) Петра. Следом ехали два рыцаря – в черных и золотых доспехах, шел маршал от строений, несли гербы царств, входивших в Империю, затем – духовное шествие, в том же порядке, как на выносе тел царей в Москве. Перед гробом Петра острием вниз несли четыре государственных меча, короны царств Сибирского, Астраханского и Казанского, скипетр, державу и корону Российской империи, ордена покойного императора. Восемь полковников вели под уздцы лошадей, везших колесницу с гробом. На колеснице стояли, держась за кисти балдахина, тайные советники (Остерман, Голицын, Ромодановский, Апраксин). За гробом в траурных платьях шли Екатерина в сопровождении Меншикова и Головкина (первейшие сенаторы), Анна и Елизавета Петровны, ближайшие родственники. Затем следовали чиновники, шествие замыкала гвардия.

Петропавловский собор не был еще достроен. В нем возвели деревянную временную церковь, стены которой покрыли черным сукном (черный цвет как знак траура впервые в России был употреблен именно в этой церемонии). Гробы поставили на возвышение, под балдахин. Участники прощания во главе с императрицей, цесаревнами, великим князем Петром Алексеевичем (будущим Петром II) и герцогом Голштинским (мужем Анны Петровны) разместились частично в деревянной, частично в недостроенной каменной церкви. Полки гвардии построились на крепостной стене (Кобак А.О., Пирютко Ю.М., 1993). Когда началась заупокойная служба, оба гроба были открыты. По окончании литургии на кафедру взошел вице-президент Синода, Архиепископ Псковский и Нарвский Феофан (Прокопович) и произнес свое знаменитое «Слово на погребение Петра Великого»: «Что се есть? До чего мы дожили, о россияне! Что видим? Что делаем? Петра Великого погребаем! Не мечтание ли се?..». «Слово» его продолжалось около часа, так как, по словам очевидца, «коль ни было кратко… беспрестанно было прерываемо плачем и воплем слушателей… Вопль и рыдание перешло вне церкви к стоящим, и казалось, что самые стены церкви и валы крепости возревели».

Тело Петра посыпали землей, гроб закрыли и возложили на него императорскую мантию. Шесть лет он оставался в деревянной временной церкви посреди строящегося собора, окруженный гербами и знаменами. С 1727 года кроме гроба Петра Великого и Натальи Петровны в соборе находился гроб с телом Екатерины I. Они были преданы земле одновременно – в одиннадцать часов утра 29 мая 1731 г. Это произошло в отсутствие Анны Иоанновны (находившейся в Москве по случаю коронации) с «особенно учрежденной церемонией в присутствии господ от генералитета, адмиралтейства и многих коллежских чинов». Во время погребения был произведен пятьдесят один выстрел.

* * *

Переходя ко второй части главы, вернемся на некоторое время назад… Болезнь давно донимала Петра, но еще пуще беспокоили проволочки в делах, сопротивление, непрофессионализм. Будучи в Олонце на минеральных водах, он признался врачу: «Лечу свое тело водами, подданных – примером. И то и другое исцеление идет медленно. Все решит время, на Бога моя надежда». Время его жизни утекало, болезнь туго затягивала петлю, а незавершенных дел – море. Несоответствие мучило. Время не остановишь, он мог лишь подгонять дела. Принимал решения одно за другим, не откладывая на завтра, понимал, что сегодняшнее время дороже завтрашнего. На сделанное не оглядывался, оно укоренилось, но не утешало, потому что задуманного было больше. Кому дела останутся – все то, что лелеял, вынашивал? Мысли эти досаждали хуже болей в животе. Петру выпала тяжелая смерть. Не в седле, не в бою. Страшны были муки физические, когда боль утихала, подступали муки душевные. Знал, что умирает. Смерть стояла над ним и как будто медлила, заставляла молиться. Каялся ли он за гибель Алексея? Кому теперь передать престол, на кого положиться? Екатерина не отходила от постели мужа, но он ничего ей не говорил, не ею были заняты мысли. Скорее всего, тем, Всевышним судом, перед которым он вот-вот предстанет. И Россией – делом его жизни, незавершенным, оборванным в самом разгаре…

Минула еще одна, как оказалось, последняя ночь императора, наполненная мукой. Петр больше не стонал, бессильное тело вытянулось на широкой постели, лишь сжатый кулак исхудавшей бледной левой руки иногда судорожно двигался по одеялу. «…Он до пятинадесяти