для верности перепрятать бутылки в овощной ящик холодильника, чтобы никому не попались на глаза. Аник встал, долго молчал, потом достал из кармана нож, пошел к кухонному прилавку, где стояла коробка со скороваркой, вскрыл ее, поколдовал и принес небольшую бутылку коньяка. – У меня тост, – сказал Цвейг, как вино было разлито по стаканам. – У нас за столом две женщины, и я рад что у меня два глаза и могу смотреть на них обоих одновременно.

– Обеих, – поправил его Корр.

– На обеих и на обоих, – согласился Цвейг. – Короче, я предлагаю за… – он замялся, – за них обеих и обоих выпить.

Все согласились и выпили.

– А за квартиру и ее хозяина? – спросила Мария.

– За это мы пили компот, – сказал Аник. – Это все материальное, ничего другого оно не заслуживает.

– Хозяин не материальный, – возразила Мария. – Он духовный. Он хороший, – добавила она после небольшой паузы.

Все дружно согласились, что хозяин хороший и за это выпили.

Поднялся Хуан.

– Лишь бы не про кофе, – сказал Пен. – Про кофе мы все знаем.

– Я не про кофе, – сказал Хуан. – Теперь Марио наш начальник. Пить за начальника в его присутствии – это подхалимаж. Я хочу выпить за Марио не как за начальника, а как за человека.

– За человека мы уже выпили, – сказала Ольга, – у нас что воображения больше нет?

– Ну давай, воображай, – сказал Аник. – Если тут не пить за Марио, то зачем я сюда пришел?

– Хорошо, – сказала Ольга. – Я выпью за все хорошее, что всем нам предстоит. И Марио предстоит тоже. Я в это верю.

– Мы закусывать не успеваем, – сказал Корр. – Где блины? Аник, я спрашиваю, где блины?

– Нет больше блинов, – сокрушенно сказала Мария. – Я не рассчитала, мало напекла. Думала всем по два, а многие брали по три. – Я даже не попробовала! – сказал Ольга. – Предупреждать надо! – сказал Цвейг. – Возмутительно! – сказал Корр.

– Не слушайте этого продуктового маньяка, – сказал Аник. – Ему надо есть не блины, а морковку. Или огурец. А то он не доживет до светлого будущего, о котором сказала Ольга. Кстати, дорогая наша Ольга, что ты имела в виду, говоря о прекрасном? И что мы должны сделать, чтобы это прекрасное наступило, скажем, завтра?

– Ты, лично, ничего, – сказала Ольга. – Сиди спокойно и жуй салат. Жуй как следует, так ты повысишь свой шанс дожить до этого светлого.

– Это ты зря, – Аник сделал вид, что обиделся. – Я чувствую в себе в силы и готов направить и возглавить любое прогрессивное движение.

– Тогда возглавь кухню «Метелки», – сказала Ольга. – Я вчера там взяла винегрет…

– А туда не доложили свеклы! – почти хором сказали Корр и Цвейг.

– Куда катимся! – сказал Пен.

– Вы зря иронизируете, – сказал Аник. – В нашем замечательном городе еда – сейчас главное из доступных удовольствий. Начни нас кормить вареным рисом или овсяной кашей, сразу начнется бунт, и такой бунт я готов возглавить.

– О, как заговорил, когда до еды дело дошло, – сказал Корр. – Аник о еде может даже стихами говорить. Ну, верлибром по крайней мере.

Я понял, что пора вмешаться. – Стоп! – сказал я, вставая. – Меняем тему разговора, дальше говорим только о любви.

– И кого ты любишь? – спросил Хуан.

– Я люблю вас всех и никаких дискуссий здесь не допущу. Предлагаю дальше только хвалить друг друга, признаваться в любви, обсуждать прекрасное и надеяться, что прекрасное завтра будет еще прекраснее, чем мы думаем.

– Ну, слава богу, – сказал Пен. – Бутылки почти пустые, у нас остался последний тост. Я предлагаю выпить за прекрасное, согласиться, что без любви человек превращается в животное, а мы не такие. И, как сказал бы Ян, мы этого не допустим, потому что не надо, а если кто против, кому не по пути, тогда и нам с ним не по пути. У нас вектор, прекрасного конца которого не видно, но он направлен туда, куда надо стремиться.

Гости допили остатки коньяка и вина, решили, что хозяину нужно отдохнуть, и стали собираться домой. Ольга с Марией остались помочь убрать со стола. Я возражал, но не очень настойчиво.

– Меня тут первый раз пригласили в гости, – сказала Мария, счищая в мусорное ведро остатки еды с тарелок.

– Это неправильно, – отреагировала Ольга, расставляя стаканы в посудомойке. – Если так пойдет дальше, мужчины будут думать только о еде, и люди перестанут размножаться. А к этому все идет семимильными шагами. Печально мне такое замечать. – Все образуется, – задумчиво сказала Мария. – Обязательно все образуется. Ничему другому я не хочу верить, иначе, зачем нам жить?

– Это верно, – согласилась Ольга. – Иначе и жить незачем. Когда я остался один, то попытался понять, что такого важного я сегодня услышал. В голове шумело, ничего важного я так для себя не выделил, решил на всякий случай все запомнить и подумать об этом потом.

Дни и вечера

Пишу эти строки и листаю дневник. Записи с каждым днем становятся короче, много пропусков. Иногда одна запись в неделю. Откладываю дневник в сторону, пытаюсь вспомнить, чем были заполнены те дни. Позвонила Мария, долго благодарила за приглашение. Сказала, что Ольга не такая плохая, как она думала. Они вышли вместе, болтали о пустяках, потом даже решили прогуляться, чтобы продолжить разговор. – Вот видишь, – сказал я. – Ты же сама сказала, что все образуется. – Я рада, что не ошиблась, – ответила Мария. – О чем вы разговаривали? – Немного о тебе. Ты нам обеим нравишься. В хорошем смысле. Ничего из себя не строишь, рядом с тобой всегда спокойно. Спокойствие – это правильное слово. Мне самому было спокойно с самим собой. Вернее, стало. Работать начальником оказалось очень просто. Первые дни я