— Но Наташа…

Рик ущипнул ее за грудь:

— Тебе хочется видеть, как я буду дрессировать твою любовницу?

— Еще как хочется, мой господин, — хихикнула она. Рик благосклонно кивнул, понюхал воздух.

— Да, твоя сучка снова течет, мой господин, — созналась Линда, — Господин знает, как она его хочет.

— Одень платье и ступай за покупками, — сказал Рик, — Только сначала найди Наташу — и прикажи ей прийти сюда. Не страдай, без тебя не начну.

— Да возьми ты то же самое христианство, — ораторствовал, поправляя съезжающий набок венок, расплескивая вино, Дэвид, — Эти бляхи только на словах хотят свободы, понимаешь? «Прости и помилуй РАБА твоего», Эн Ди! Да сколько уж раз получали они свободу — и что?! Тут же начинали тосковать по запаху трусов Хозяина и его плетке! Один на сотню — еще чего, может, и стоит. А остальные девяносто девять? На цепь!

— Так, — негромко сказал Звероглазый, и Дэвид осекся. Эн Ди нехорошо усмехнулся.

— Механик, ты мне тут митинги не устраивай. Не Первомай. И не День независимости.

В наступившей тишине чересчур громко прозвучал вопрос Рика оправляющей платье Линде:

— Да, а сколько тебе на это нужно, рабыня? Учти, мне еще Наташу сторговать…

— Нисколько ей не надо, — ухватился за перемену темы Дэвид, — Вот еще, Рикушка наш в моем доме, понимаешь, на свои небогатые что-то покупать станет! Катюшенька!

Возле Дэвида замерцал серебристый дырчатый силуэт. Демон расчувствовался:

— Во, по первому зову! Одна ты меня понимаешь, Катюша!

Совершенно трезво сказал:

— Дай девочке радиевую кредитную карту.

Статуя забренчала, пошевелилась:

— Размер кредита?

— Триллион имперских. На карманные расходы Рикушке, — Дэв шмыгнул носом и пьяно сказал, — Люблю подлеца! А герцог-то молодец, проникся сам, понимаешь, сам вопрос решил.

— Давай выпьем, барончик, — усмехнулся Эн Ди, — Судьба тебе такая. Рабовладелец ты наш.

— Подтверди, Дэви, — протянула статуя маленький овал мерцающего света. Дэв с размаху припечатал к нему большой палец. Взял стакан, приподнял и опять трезвым, властным тоном сказал Линде:

— Только не врать и не воровать. Не то мы с тобой вот что сделаем, девочка, — слегка сжал пальцы — и стекло начало плавиться. Водка, каким-то чудом не проливающаяся из треснувшего, белеющего, размягчающегося стекла, закипела и испарилась. Остатки стакана исчезли. Опустил руку, одернул себя:

— Да что я все о грустном! Иди сюда, забери кредитную карточку. Скажи, девочка, не жалеешь ли, что тебя так по свински продали? А?

— Нет, не жалею, — сказала Линда, пряча в карман платья мерцающий овал, — Спасибо вам, босс.

— Ну иди, — отмахнулся Дэвид, — Благодарности твои мне еще разбирать!

— Вот так-то, милый мой оператор — император. Вот так-то, Андрюшенька, — сказал он, мрачно ковыряя пальцем в огромном блюде черной икры, — Дали пару раз по морде девчонке, потом — трусы нюхать, а она еще и спасибает. Мерзость какая, эх-х! То есть тьфу… Маньки! Музыки давай, мать вашу! Биг-мак-Бетховена!

Наступила тишина, потом оркестр снова что-то заиграл. Дэвид повесил нос:

— Машины уж на что лучше. Без подлости, все по честному — ты к ней всей душой, и она, ласточка моя, голубушка, тогда уж ни за что не подведет! Да, Катюш, машинка моя?

— Конечно, капитан, — сказала Катюша, — Вы, люди, не умеете любить друг друга. Вы механики, и по настоящему способны любить только нас, машин. Но мы — мы любим далеко не всякого.

— Вот. Святая правда. Слушай и запоминай, Рикушка, — сказал Дэвид со слезами на глазах:

— Ни одну живую женщину никогда так не любил. Ни одной так не верил. Катька не продаст, не подведет. Деньги — грязь, власть — шутовской балаган, бабы — просто похотливые дырки. Вот оно, сокровище мое доподлинное, дороже жемчугов и злата!

Дэвид Эдвин Ли нежно обнял дырчатый торс Катюши и горячо поцеловал серебристый прохладный металл:

— Ничего мне для тебя не жаль. Кроме нее. Вот так-то, рабовладелец.

— Ну-ну, вот уж и наклюкался капиташка, — очень ласково сказала машина и погладила блестящими пальцами по щеке Дэвида, — Вот уж и расчувствовался до всяческого умиления.

И столько любви было в интонации Катти, столько бережной нежности Рик увидел в по-матерински застенчивом движении механических рук, что поверил: ни одна живая женщина никогда не будет так самозабвенно любить Дэвида Эдвина Ли, как эта дырявая бренчащая статуя.

— Я вам верю, — сказал Рик, — Только пока что понимаю с пятого на десятое. Словно в тумане брожу.

— Дык, — сказал Дэв, — Еще бы, паря. Мы тоже тебя не всегда понимаем. Особенно я. Эн Ди-то попроще, он с тобой все ж побольше вместе. А у меня — дела, да и не дозрел пока что ты до моих лекций.

— Угу, премного благодарен, — подал голос Эн Ди, притихший на время со все еще прикрытой халатом женщиной, — Это было потрясающе, маленькая моя волшебница. Да, так о чем треп?

— Предыдущую тему исчерпали. Теперь — даешь о ненависти! — предложил Дэв, опять поправляя свой венок, — Слышь-ко, Рикушка, ты их сильно-то не тирань с Наташкой. Ну было, ну проворовалась твоя Ди, но ты на всех баб теперь это не обобщай. Договорились? Дырки у них одинаковые, а мозги очень разные. Когда, конечно, эти мозги вообще есть. Так Наташку ими бог не обнес. Может, не так много, как хотелось бы, может, одеты набекрень, но есть. И если ты своим обращением их на место вправишь, то будет неплохая тетка, будет за то тебе честь и хвала. Я ж с ней уже семьдесят лет… Тьфу, оговорился, семь лун работаю, — поправился Дэвид, — я ж ее знаю. А то начнешь свирепствовать, сломаешь… Безмозглых, сломленных баб и без нее пропасть. Вот хоть эта шлюшка — подружка!

— А Линда? — спросил Рик. Дэвид подмигнул ему, зацепляя очередной стакан:

— «Мы с нею вместе не служили-с!» Это знает Натали. Однако она не держит в штате пустоголовых. Понял? Ну, твое здоровье!

Рик вспомнил, как толково отвечала Линда на его вопросы и внутренне согласился с Дэвидом.

— Дэв, ты давно тут за хозяина, — спросил юноша, — На Юулги?

— Не считал, — отрезал тот неожиданно грубо, — И тебе не советую, щенок!

И впервые за все время знакомства на Рика глянул тот Хозяин, которого до беззвучных судорог боялись на этой планете. Глядя в прищуренные глаза опасного хищника, Рик испугался всерьез. Посмотрел в пол:

— Прости, я же…

— Уймись, Дэв, — спокойно сказал Эн Ди, — Ты же видишь, он многого не знает, не понимает. Мальчишка еще, а ты вызверился. Нехорошо, Дэв. Стыдно.

Хозяин медленно становился обычным, хорошо знакомым юноше Дэвом. Тяжело вздохнул, мрачно сказал:

— Вот уж точно — дитя без глазу.