интенданта военного округа из Штутгарта. Когда рано утром я вошел в казарменное здание, вероятно, с полсотни рабочих везде, где только можно, стучали молотками, клали кирпичи, красили. Штуттгарцы обратили внимание берлинцев на то, что необходимо выполнять все требования военных. Я был настолько простодушен, что поверил этому, да еще угостил комиссию коньяком и бутербродами. На следующий день я не поверил своим глазам.

От всей бурной деятельности не осталось и следа. Рабочие не пришли. Была построена настоящая «потемкинская деревня». Обращения с протестом затерялись в бюрократических инстанциях.

15 октября 1935 г. Военной академии исполнилось 125 лет. С юбилейной датой совпал переезд в отстроенные просторные казармы в Моабите. Появился Гитлер, десять минут спустя всех приветствовал Геринг, яростно посмотрев на присутствовавших. Начальник Генерального штаба генерал Бек произнес перед избранными гостями, преподавателями и штабными офицерами праздничную речь. Он высказывал умные мысли, но при этом несколько путался, и потому зачастую его было трудно понять. Его аскетическая внешность, тонкие губы, задумчиво прикрытые глаза, взгляд, устремленный на большие пальцы, прижатые к кулакам, придавали ему невольное сходство с Мольтке. Необычные аплодисменты, холодное рукопожатие и быстрый уход Гитлера говорили об атмосфере крайнего недоверия с обеих сторон. Вечерняя встреча в отеле «Кёнигсхоф», в которой участвовал вернувшийся из Китая генерал-полковник фон Сект, к сожалению смертельно больной, знаменовала праздничное завершение моей преподавательской деятельности. Спустя время меня опять пригласили в Берлин с предложением возобновить ее.

Прошла неделя, и вюрцбургские казармы посетил военный министр рейха фон Бломберг. Он сердечно приветствовал меня как старого знакомого и без моей просьбы задал начальнику военного округа полковнику Руоффу неприятный вопрос: почему округ своим гостям из танковой дивизии предоставил запущенные казармы. Между тем они постепенно обживались. Затем полковник Гудериан предложил мне место в своем вагоне для поездки в Берлин на совещание командиров 16-го танкового корпуса под командованием генерала Лутца[70]. Гудериана командировали один раз к генералу, когда Лутц командовал 7-м автомобильным батальоном в Мюнхене, и там он проникся идеей моторизации. Один из самых ярких успехов Гудериана заключался в том, что ему удалось привлечь в танковые войска из кавалерии большую и лучшую часть офицерского корпуса. Ему была присуща манера поведения, сложившаяся на протяжении нескольких поколений, – это была не обремененная ничем атакующая устремленность к цели, которая соответствовала характеру новому роду войск. И не важно, шла ли речь о драгунской и гусарской тактике стремительных стрелков-мотоциклистов и разведчастей бронетанковых войск, или имевших место в прошлом фронтальных атаках тяжеловооруженных кирасир и улан с целью прорыва, или современных сплоченных танковых атаках. Многие были не расположены к новой службе, но теперь, подобно технически обученным водителям, которые влились в моторизированные пехотные части танковых стрелковых полков, они были готовы с полной самоотдачей служить новому делу. В Вюнсдорфе нам были продемонстрированы прототипы автомобилей вездеходов. Гудериан мог по праву гордиться первыми практическими результатами его первых инициатив.

Сотня мюнхенцев привезла великолепный серо-голубой «Мерседес»-кабриолет, бывший служебный командирский автомобиль, и вместе с ним прибыли четыре грузовика с аппаратами связи и ящиками с красивой униформой. Мундиры были темно-зеленые, брюки черные и темно-серая шинель. В отличие от нашей защитной, серого цвета униформы, на мундиры пошло не лучшее сукно, и они были выкроены портным. Я разрешил надевать в увольнительную темно-зеленые мундиры с серыми погонами и черными брюками. У них были несомненные преимущества, особенно в глазах девушек, в сравнении с формой стального цвета. К тому же я сохранял серую униформу для торжественных мероприятий.

Из бывших полицейских, основы моего подразделения, вышли выдающиеся унтер-офицеры, каких только можно было пожелать. Оговорюсь с самого начала, что многие из них стали во Второй мировой войне офицерами, и среди них вахмистры Колер, Крекль и Ленер. Поскольку было подано много заявлений от добровольцев, выбирали самых лучших, имевших техническое образование и подготовленных к солдатской службе.

Эти люди должны были считаться не только с тем, что им придется поменять прекрасный столичный город на провинцию. Ведь их жены и невесты проживали теперь в Мюнхене. Я разрешил им уезжать в конце недели домой, пока они не найдут в Вюрцбурге подходящей квартиры или невесты. Новый офицерский состав представляли капитаны Рёмштедт, Экмайер, Штамер и обер-лейтенанты барон фон Пекенцель, Лоренц, фон Девиц, лейтенант Вульф и Штойер. Я был для них не только командиром, но и офицером, служившим в рейхсвере. Теперь прибывали офицеры из полиции различных земель, а также унтер-офицеры и офицеры, призванные из запаса. Каждый обладал своим опытом работы. Из них постепенно складывался коллектив, что соответствовало моим планам.

Подразделение было полностью моторизованным. Тяжелым было расставание с моим рысаком, которого приобрело государство. Отказ от конной тяги означал решительный поворот. Вместо живого существа, которым управляли без видимого стороннего понуждения, как было написано в кавалерийских уставах – «силой мысли всадника», теперь брались в расчет более надежные, мощные, быстрые и бронированные лошадиные силы моторов. Эта техника входила в тесное взаимодействие с нашей невидимой, более быстрой электрической техникой связи.

За исключением фон Экмайера, у офицеров и вахмистров не было водительских прав. Для начала мы получили несколько старых учебных автомобилей, двухместные машины «Ганомаг», которые были без дифференциала и напоминали вездеходы, и две открытые танковые тележки. Все эти движущиеся средства использовались постоянно, чтобы способствовать дальнейшей моторизации и, по меньшей мере, получить права. Почти с каждым молодым офицером при первой поездке что-то случалось. Затем полученный в автокроссе опыт повысил безопасность и усовершенствовал умение водителей. Осенью пехотинцы и артиллеристы выехали на лошадях на охоту в поля. Мы собрались к месту старта на наших автомобилях-вездеходах и тронулись по жнивью по намеченным заранее направлениям. Было много общего с конной охотой в наших действиях, когда надо было принимать быстрые решения в неожиданных обстоятельствах, преодолевая водные участки и крутые спуски и склоны. Не хватало только ощущения быстрого коня под собой, но, несмотря на это, водителям приходилось на длинных маршрутах преодолевать множество самых невообразимых препятствий. Артиллеристам покровительствовала святая Варвара, нам – святой Христофор. Пример подобной охоты привел майор Циммерманн, командир 15-го отряда истребительно-противотанковых войск, мой сосед по казармам в Фауленберге, в их вновь отстроенной лучшей части. Затем провел подобную автоохоту майор Неблих, специалист по вопросам моторизации при штабе дивизии, я последовал за ним. В сравнении с конной охотой преимущество было в том, что всех слушателей могли взять в автомобиль и основательно протрясти. Участие в такой охоте радостно возбуждало. Кто только в ней не участвовал. Начиная от начальника труд армии, выполнявшей имперскую трудовую повинность, генерала в отставке Хенрици, офицера